o 8b191ad8675a2039

Слуги, осторожно держа уздечку с двух сторон, подвели к мужчинам огромного, косящего

лиловым, буйным глазом, вороного коня.

-Подержи мне стремя, Борька, - распорядился царь, и на удивление легко вскочил в седло.

Годунов сел на своего коня – красивого, серого со светлой гривой, и царь обернулся к сыну:

-А ты чего стоишь?

-Мне бы в возке сподручней, батюшка, - опустив глаза, спрятав руки в отороченные мехом,

широкие рукава ферязи, тихо сказал Федор.

Иван хлестнул жеребца плетью, и, подъехав ближе к крыльцу, наклонился к сыну: «Как за

околицу московскую выйдете, так хоша тебя пусть на санях везут. А пока войско по Москве

идет, изволь с ним быть, чтобы народ видел тебя. Ты ж наследник, тебе все это, - царь

широким жестом обвел кремлевский двор, - достанется, как помру я.

Федор поежился под легким снежком и тихо ответил: «Я, батюшка, плохо с конем

управляюсь, вы ж знаете».

-Борис Федорович рядом будет ехать, поможет тебе, коли что, - кисло сказал царь и велел

конюхам: «Ну что стоите-то, свиньи, дармоеды! Помогите царевичу в седло сесть!»

-Уехали вроде, - Ирина Годунова перекрестилась и отошла от окна.

Марья сидела на лавке, бездумно перебирая пальцами лестовку. Она вдруг вскинула голову

и сказала: «Ты волнуешься, наверное, и муж и брат у тебя с войском, хоша и не на войне

самой».

-Ну, - Ирина пожала плечами, - шведы – не поляки, с теми мы перемирие заключаем сейчас,

как Стефану Баторию не удалось Псков взять. Тако же и со шведами заключим, правда,

Марфа Федоровна? - обратилась она к вошедшей в палаты Воронцовой.

Боярыня поклонилась поясно царицам, и, разгибаясь, сказала: «Чего ж не заключить?

Однако боюсь я, царицы, что шведы за мир этот потребуют им Ивангород отдать, тогда у нас

только одна земля на Балтийском море останется».

-Какая же? – заинтересовалась Ирина.

-Батюшка мой покойный, - Марфа перекрестилась, - еще до войны Орешек укреплял, он

шведам не отойдет, хоша пусть лбы себе на переговорах разобьют. А в Ореховском уезде

река Нева протекает, что от Ладоги к морю идет. Вот ее устье у нас и останется, - там бы и

возвести город, чтобы на море стоял.

-Не пустят шведы корабли-то иностранные туда, - помрачнела Ирина.

-Отчего ж не пустят? – Марфа подняла бровь. «Море, слава Богу, сотворено, чтобы по нему

на кораблях плавать, общее оно. Как к чужому берегу подходишь, то да, - надо сигналы

выкинуть, что, мол с миром плывешь, а само море – ничье, Господне лишь только, им ни

шведы, ни кто еще не владеют».

-Марфа Федоровна, - внезапно подняла голову Марья, - а правда, что вы на Большом Камне

были?

-В ваших годах еще, царица-матушка, - улыбнулась Марфа, - девчонкой совсем. Красиво там

– не описать как.

-Какая страна-то у нас огромная, - вздохнула Ирина, - мне Борис о Волге рассказывал, о

Казани, а мы сидим тут, к Троице съездим, да и опять за свое – лестовка да вышивание.

-Ничего, - медленно сказала Воронцова, - скоро Сибирь зачнут воевать, на восток идти,

недолго сего ждать осталось. Тогда уж вышивание отложить придется, там не до оного

будет, в Сибири-то.

-Да кто поедет туда? – ахнула Марья Федоровна. «Там все снега, да инородцы, как там

женщине жить, да и негде – городов-то нету».

-Построят, - уверенно отозвалась Марфа. «А ехать надо будет – не все же тут, в теплой

Москве, сидеть. А я вам, - она чуть усмехнулась, - девчонок своих привела, не были они в

Кремле-то, старшие были, как мы государю представлялись, а этих дома оставили.

Лизавета! – позвала она.

Лиза, в парчовом, отделанном жемчугом венце, в сарафане синего шелка, вошла в комнату,

держа за руки двойняшек и низко поклонилась царицам.

-Благослови вас Господь, государыни, - сказала девочка, покраснев, - дай Бог вам здоровья.

-Прямо куколки у тебя, а не дочки, - восхитилась Ирина Годунова, - и разные- то все такие.

Сколько двойняшкам-то твоим?

-В январе четыре года нам было, - Прасковья, высокая для своих лет, смуглая, черноглазая,

в алом тафтяном сарафане, тоже поклонилась.

-А ты разве сестра ее? – вдруг улыбнулась Годунова, глядя на маленькую Марью. «Не

похожи вы как».

Девочка независимо вскинула голову и сверкнула лазоревыми глазами, откинув льняные

косы на спину: «Ну и что, что непохожи. Сестры тоже непохожими бывают», - сказала Марья,

даже не покраснев.

-Бойкие они у тебя, боярыня, ровно мать их, - усмехнулась Годунова. Марья Федоровна все

молчала, только грустными, красивыми глазами глядела на девочек.

-Пойдемте, милые, - вдруг встала царица с лавки, - хотите котяток посмотреть, и себе

забрать какого-нибудь?».

-Ой, очень, спасибо, государыня, - смутилась Лиза, поклонившись.

-Ну как? – тихо спросила Марфа, когда девочки вышли вслед за царицей.

-Благословение Господу, Марфа Федоровна, - перекрестилась Годунова, - крови были и

прошли, не понесла я, помогают ваши травы-то.

-Конечно, - Марфа улыбнулась, - средство старое, от предков наших. Ну и пей спокойно,

отдыхай, поправляйся – коли баба, измотана, она и зачнет если, то не доносит, сама

знаешь. А вернется твой муж из Новгорода к концу лета – и бросишь.

Годунова внезапно потянула с пальца жемчужное кольцо.