o 41e50fe5342ba7bb

скопления. Таким бассейном и оказался тот просвещенный и полупросвещенный слой

общества, из которого потом сложилась интеллигенция как специфически русское

явление. Оно могло бы и не стать таким специфическим, если бы в русской социальной

мелиорации была надежная система дренажа, оберегающая бассейн от переполнения, а

его окрестности — от революционного потопа. Но об этом ни Елизавета Петровна, ни

ее преемники по разным причинам не позаботились.

Западная государственная машина, двухпартийный парламент с узаконенной

оппозицией, дошла до России только в 1905 г. До этого всякое участие образованного

слоя общества в общественной жизни обречено было быть не интеллекту- альским, практическим, а интеллигентским, критическим, — взглядом из-за ограды.

Критический взгляд из-за ограды — ситуация развращающая: критическое отношение

к действительности грозит стать самоцелью. Анекдот о гимназисте, который по

привычке смотрит столь же критически на карту звездного неба и возвращает ее с

поправками, — естественное порождение русских исторических условий.

Парламентская машина на Западе удобна тем, что роль оппозиции поочередно

примеряет на себя каждая партия. В России, где власть была монопольна, оппозиционность поневоле стала постоянной ролью одного итого же общественного

слоя — чем-то вроде искусства для искусства. Даже если открывалась возможность

сотрудничества с властью, то казалось, что практической пользы в этом меньше, чем

идейного греха — поступательства своими принципами.

Может быть, нервничанье интеллигенции о своем отрыве от народа было при-

крытием стыда за свое недотягивание до Запада? Интеллигенции вообще не повезло, ее

появление совпало с буржуазной эпохой национализмов, и широта кругозора давалась

ей с трудом. А русской интеллигенции приходилось преодолевать столько местных

особенностей, что она до сих пор не чувствует себя в западном интернационале.

Щедрин жестко сказал о межеумстве русского человека: в Европе ему все кажется, будто он что-то украл, а в России — будто что-то продал.

102

З А П И С И И В Ы П И С К И

«Долг интеллигенции перед народом» своеобразно сочетался с ненавистью ин-

теллигенции к мещанству. Говоря по-современному, цель жизни и цель всякой морали

в том, чтобы каждый человек выжил как существо и все человечество выжило как вид

Интеллигенция ощущает себя теми, кто профессионально заботится, чтобы

человечество выжило как вид Противопоставляет она себя всем остальным людям —

тем, кто заботится о том, чтобы выжить самому. Этих последних в XIX в. обычно

называли «мещане» и относились к ним с высочайшим презрением, особенно поэты.

Это была часть того „самоумиления, которому интеллигенция была подвержена с

самого начала. Такое отношение несправедливо: собственно, именно эти мещане

являются теми людьми, заботу о благе которых берет на себя интеллигенция. Когда в

басне Менения Агриппы живот, руки и ноги относятся с презрением к голове, это

высмеивается; когда голова относится с презрением к животу, рукам и ногам, это тоже

достойно осмеяния, однако об этом никто не написал басни.

Отстраненная от участия во власти и не удовлетворенная повседневной прак-

тической работой, интеллигенция сосредоточивается на работе теоретической — на

выработке национального самосознания. Самосознание, что это такое? Гегелевское

значение, где самосознание было равнозначно реальному существованию, видимо, уже

забыто. Остается самосознание как осознание своей отличности от кого-то другого. В

каких масштабах? Каждый человек, самый невежественный, не спутает себя со своим

соседом. В каждом хватает самосознания, чтобы дать отчет о принадлежности к такой-

то семье, профессии, селу, волости. (Какое самосознание было у Платона Каратаева?) Наконец, при достаточной широте кругозора, — о принадлежности ко всему обществу, в котором он живет. Можно говорить о национальном самосознании, христианском

самосознании, общечеловеческом самосознании. Складывание интеллигенции совпало

со складыванием национальностей и национализмов, поэтому «Интеллигенция —

носитель национального самосознания» мы слышим часто, а «носитель христианского

самосознания» (отменяющего нации) — почти никогда. А в нынешнем мире, расколотом и экологически опасном, давно уже стало главным «общечеловеческое».

Когда западные интеллектуалы берут на себя заботу по самосознанию общества, то

они вырабатывают науку социологию. Когда русские интеллигенты сосре-

доточиваются на том же самом, они создают идеал и символ веры. В чем разница

между интеллекту ал ьским и интеллигентским выражением самосознания общества?

Первое стремится смотреть извне системы (сколько возможно), второе — переживать

изнутри системы. Первое рискует превратиться в игру мнимой объективностью, второе