человек думает. Нет «места культуры» в обществе, есть «структура
культуры» общества. Конечно, некоторые предпочитают называть
«культурой» только те явления, которые нравятся лично им, а
остальные именовать «бескультурностью» или «одичанием», но это
несерьезно. Описать структуру современной нашей культуры с ее
сосуществованием пластов, идущих от митрополита Иллариона и от
вчерашних газет, я не берусь. Современный ее кризис — в том, что
ответ на вопрос «что делать, чтобы лучше жить?», предлагавшийся во
многих подновлениях коммунистической идеологией, оказался
несостоятельным и оставил после себя идейный вакуум, в котором
сейчас кипит хаос. Конечно, литературу тоже втягивает туда, и ей
хочется сбросить «художественность» и стать публицистикой. Каждому
Гоголю когда-нибудь кажется, что «Выбранными местами из
94
Ill
переписки» он нужнее людям, чем «Мертвыми душами». Об этом
самоубийственно хорошо написал Пастернак в середине «Живаго».
Не понимаю противопоставления. Чему противополагается
«светская линия»? «Церковной линии»? Тогда на «светской линии»
будет стоять вся русская литература без исключения во главе с Львом
Толстым, официально отлученным от церкви. А на церковной останутся
какие-нибудь «Кавалеры Золотой Звезды» церковного производства, которых я, к сожалению, не читал. Или, может быть, «религиозной
линии»? Тогда придется вспомнить, что еще Чехов, кажется, говорил, что между верой и безверием — широкое поле, и это только русские
люди умеют видеть лишь два его края и не видеть середины. Давайте
тогда составим карту, где каждый писатель располагается в этом
пространстве, — исходя, разумеется, не из деклараций писателей, а из
их художественных текстов. Придется работать с очень малыми
величинами — так, было подсчитано, что процент строк, из которых
явствует всего-навсего, что автор «Песни о Роланде» — христианин, равен около 10%. Такое исследование будет очень полезно — не
меньше, чем, например, о том, насколько какой писатель чувствителен к
оттенкам цвета, вкуса и запаха.
Насколько я понимаю, «религией» в кавычках здесь называется
идеология — т. е. комплекс идей, не самостоятельно выработанных
человеком, а навязанных ему традицией или окружением. Таких
идеологий может быть очень много, и сосуществовать в одном сознании
они могут очень причудливо (например, национализм с христианством
или с коммунизмом). Единство вкуса, это тоже идеология, объе-
диняющая общество; единство вкуса к русской классике — в том числе.
К счастью, эта идеология менее догматизирована, чем другие, и от нас
не требуют обязательно считать Гоголя выше Лермонтова, или
наоборот. Поэтому надеюсь, что господствующей эта идеология не
станет, а вспомогательной она может оказаться при любой другой: двадцать лет назад мы чтили Пушкина за оду «Вольность», а теперь, кажется, чтим за «Отцы пустынники и жены непорочны» и за «Тень
Баркова». Пред-
З А П И С И и В Ы П И С К И
шественницей социалистического реализма русская классика была во
всяком случае: писателям полагалось учиться у Льва Толстого, а не у
Андрея Белого.
95
З А П И С И и в ы п и с к и
А когда у нас была «самая малая свобода»? При Екатерине II? При
«Войне и мире»? После 1905 года? Неужели можно сказать, что
культура в эта годы «исчезала»? Кроме того, «расцвет» культуры и
«формирование» культуры — годы разные: Пушкин был сформирован
общественным подъемом 1812—1815 гг., а писал под общественным
гнетом 1820—1830-х гг. Далее, в Европе, где (считается) свободы было