o 0a115616b968c99b

холщовых передников, что оставили ушедшие на обед богомазы, и стал подниматься на

помост.

Он устроился рядом с сыном и, рассмеявшись, сказал: «Я смотрю, тебя до ликов не

допускают еще, ну да, в девять-то лет».

-Лики тут трогать нельзя, - озабоченно сказал Степан, быстро и ловко прописывая

растительный узор, - тако же и одежды. Сие инока Андрея рука, куда нам до нее. Так, - Степа

перехватил кисточку левой рукой, и продолжил работать, - сбили тут, что можно было, и по

мелочи подновляем.

-Дай-ка я тоже, - вдруг попросил Федор, и, пошарив рядом с собой, нашел кисть. «Смотри-ка,

- он искоса взглянул на сына, - я-то правой только могу, а этот – как синьор Леонардо,

обеими рисует. Ну да он все обеими делает, с детства еще. Он похож на Лизу, и глаза ее,

только волосы мои. Петр, тот высокий, понятно в кого».

Он на мгновение вспомнил черные, тяжелые волосы, дымно-серые глаза, и вдруг подумал:

«Жалко, что я все ее портреты сжег. Я же рисовал ее, там, в сторожке, обнаженную. Хоть бы

взглянуть на нее сейчас. Лиза говорила, то ли семь у нее детей, то ли восемь, и мальчики

все, только девочка старшая. И наша девочка там лежит, в Несвиже, на их кладбище. Ну да

там хорошо, красиво».

-А как Петя? – спросил Степан, на мгновение прервавшись.

-Хорошо, - рассмеялся отец, - на Воздвиженке строителями командует. Ну, пока матушка с

Марьей приедут, мы там и закончим все, а то, сам понимаешь, год хозяйской руки не было,

сплошной разор. Сейчас Василия Ивановича на царство повенчаем, хоша меньше у меня в

Кремле забот будет, так сам ремонтом займусь. А за матушкой скоро пошлю, а то уж

соскучился, наверное.

Степа изящным, лихим движением закончил какой-то завиток и признался: «Соскучился, тако

же и по Марье. А вы, батюшка, наверное, проголодались же, да? Давайте, я из трапезной

блинов принесу, хоша холодные, а все равно – вкусно. Я сам пек, - гордо добавил мальчик.

-Ну давай, - Федор оценивающе посмотрел на штукатурку. «Все равно этот кусок мы с тобой

сделали уже, а новый – вы опосля обеда начнете».

Они сидели на помосте, свесив ноги, передавая друг другу жбан с квасом, и Степа,

пережевывая блины, слушая, как отец рассказывает о фресках синьора Джотто, вдруг,

вытерев руки, потянулся за бумагой и угольком.

-И вот, представляешь, - сказал Федор, - Иуда положил Иисусу левую руку на плечо, и

смотрит, снизу вверх, преданно, но видно, что за поясом у него – кинжал.

Степа быстро набросал композицию, и, показав отцу, мечтательно проговорил: «Вырасту,

отправлюсь в Италию, Петя хоть Венецию помнит, а я – вообще ничего, я же маленький

был».

-Все вместе отправимся, - пообещал отец, и, притянув к себе мальчика, поцеловав в

затылок, велел: «Ну, ты тут пока сиди, а, как матушка вернется, я грамотцу пришлю».

Он перекрестил ребенка и, уже выходя из храма, подумал: «Ну да, я в его же годы работал

уже. Надо будет его следующей весной на стройку отправить, камни ему таскать не по

силам, конечно, так пусть отделкой занимается».

Федор спустился к берегу Яузы и, отвязав свою лодку, посмотрев на юг, зло сплюнул в

прозрачную воду: «И Болотников, сука, делся куда-то. За одну ночь лагерь в Коломенском

снялся и ушел – один Бог ведает, в кою сторону. Дуня туда ходила, спрашивала, в окрестных

селах – никто ничего не знает. Ну, или говорят, что не знают. Еще не хватало, чтобы он

народ мутить стал».

Во дворе городской усадьбы Воронцовых-Вельяминовых пахло свежим деревом. Петя, стоя

рядом с отцом, озабоченно спросил: «Ну, как Степан, батюшка?»

-Рисует, - усмехнулся Федор, и, поднимаясь на крыльцо терема, велел: «Чтобы не мешал

нам никто, понял?».

Подросток кивнул и добавил: «От Никифора Григорьевича Дуня приходила, ну, с паном

Яном, - мальчик рассмеялся, - принесли водки и закуски, как вы и велели».

-А сами куда отправились? – поинтересовался Федор.

-Гулять, сказали, на Москву-реку, - Петя улыбнулся, и, подняв топор, пошел к плотникам, что

чинили кладовые.

Взобравшись на крышу, мальчик посмотрел на синее, высокое, небо, и, перевязав кудри

шнурком, принялся за работу.

Высокий, чернобородый мужчина, что стоял, наискосок от ворот усадьбы, засунув руки в

карманы потрепанного кафтана, обернувшись к своему подручному, углом рта сказал:

-Так, ежели возки будут выезжать, али еще что – немедля сообщи мне, я в обычном месте

буду. Говоришь, девка какая-то приходила в Коломенское, с лотком, выведывала, где мы?

Неприметный человек кивнул и ответил:

-Она уж второй раз явилась со своими пирогами, Иван Исаевич. Белокурая девка, глаза

голубые, роста невысокого. Я ее узнаю, ежели увижу, она здесь тако же была, сегодня, с

мужиком, темноволосый, из Немецкой слободы, как мне кажется, на нашего не похож.

-Ну-ну, - протянул Болотников, поигрывая кинжалом. «Девку эту они за нами следить

приставили, так пожалеет она об этом, поверь мне. А мужик что – поляк, али немец, не

зарезали его, как всех резали? – Болотников тихо хмыкнул.

-Поляк вроде, - прошелестел подручный. «Они в том кабаке обретаются, на улице

Чертольской, ну, говорил я вам».

-В тот кабак соваться не след, - протянул Болотников, - как я слышал, там такой хозяин, что