o 0a115616b968c99b

Уже в шатре, потянувшись к его губам, слыша, как бешено, бьется его сердце, Марина вдруг

подумала: «Совсем молодой, Господи. А вдруг его убьют при осаде этой?». У него были

мягкие, ласковые губы, и пахло от него – свежестью, утренним, в прохладной росе лесом.

Петя послушно держал глаза закрытыми. «Господи, что я делаю, - вдруг подумал юноша, -

она ведь жена чья-то венчанная, наверняка. Но ведь это, же в первый раз, Господи, я и не

знал, что бывает такое. Как сладко, - он осторожно, нежно, обнял женщину. Она была

маленькая, с мягкими, густыми, теплыми волосами, и у нее была острая, высокая грудь.

- А что я батюшке скажу, - вдруг, почти испуганно подумал он, но потом она прижалась к

нему, - вся, всем быстрым, тонким телом, и, опускаясь с ней на ковер, он еще успел

подумать: «Ну, скажу, что-нибудь, все равно, скажу, что заблудились. А поляка все равно

возьму, ночью и легче будет, когда все заснут».

Но тут он почувствовал ее неслышный шепот: «Да, пан, вот так, пожалуйста, еще». Целуя ее

везде, куда только доставали его губы, не видя ее лица, он опустил голову на нежное плечо,

и, не услышав, а ощутив всем телом ее сдавленный крик – забыл обо всем.

Потом быстро поцеловав его, зевнув, рассмеявшись, она приказала: «Идите, пан, доброй

вам ночи, и никому ничего не говорите».

-Жалко, что не узнаю его, как увижу, - подумала Марина, свернувшись в клубочек под легким,

теплым меховым одеялом, уже засыпая. «Совсем мальчик ведь, а ласковый какой».

Петя вышел из шатра, и, тяжело дыша, остановился, глядя в наполненное звездами небо.

«Вот так, да, - потрясенно подумал он. «А я ведь даже не знаю, кто она была, и не узнаю

теперь никогда. Господи, как хорошо-то, лучше и не бывает».

Он повернул к выходу из лагеря и услышал сзади пьяный голос: «Тоже облегчиться вышли,

пан?»

-Тоже, - согласился Петя, и, подождав, пока поляк поравняется с ним, незаметно уперев

мужчине, кинжал под ребра, велел: «Пойдемте со мной, пан».

Тот, даже не заметив клинка, икнув, согласился: «Пойдемте». Петя подхватил его под руку, -

у него заплетались ноги, и, тихо выругавшись, потащил в сторону темнеющего на холме

леса.

Эпилог

Лондон, осень 1608 года.

Большие, красного дерева, нюрнбергские часы на стене размеренно тикали. За окном, на

широкой, вздувающейся под ветром Темзе, уже зажигали фонари на баржах. Дети сидели

кружком на персидском ковре.

-Daisy, daisy, who shal it be?

Who shal it be who wil marry me? – красивая, темноволосая девочка с немного раскосыми

глазами вытянула пухлый пальчик и начала указывать:

-Rich man, poor man, beggarman, thief,

-Doctor, lawyer, merchant, chief,

-Tinker, tailor, soldier, sailor, - пальчик уперся в шерстяной, темный камзол и большой,

крепкий, русоволосый мальчик, недовольно сказал: «Во-первых, я не хочу быть моряком, я

хочу строить корабли, как папа, во-вторых, я на тебе не женюсь, ты задаешься…

Анита, тут же показала язык, и младший брат, сидевший рядом, добродушно сказал ей: «Вот,

вот, так и задаешься».

-А в-третьих, - продолжил Грегори, глядя по голове белокурую девочку лет двух, что сопела,

лежа на ковре, - Тео уже спит, надо звать тетю Юджинию, пусть она ее укладывает.

-А ты кого хочешь – брата или сестру? – спросил его Пьетро. «У твоей мамы же дитя будет,

скоро?».

Грегори подумал и твердо ответил: «Брата. Он мне будет гвозди приносить, когда я буду

строить».

Анита закатила глаза, и поднялась. Нажав на бронзовую ручку двери, оправив бархатное,

цвета спелого граната, отделанное кружевами, платье, она сладко сказала, уже с порога:

«Все равно я вас всех тут старше, вот!».

Пьетро проводил глазами темные кудри и вздохнул: «Жалко, что Стивен в Париже. Когда они

с дядей Майклом весной приезжали, она, - мальчик кивнул на дверь, - хвостом за ним ходила

и в рот смотрела. Конечно, - мечтательно добавил Пьетро, - ему семь лет, и у него шпага

есть!»

Тео заворочалась и сонно сказала: «Мама! Хочу маму!»

Дверь открылась, Юджиния, шурша шелковой юбкой, подхватила дочь на руки, и, поцеловав

Грегори в русую макушку, сказала: «Гонец из Дептфорда только что записку принес – у тебя

братик родился! Здоровый и крепкий! Так что скоро крестины!».

-Я же говорил, что будет брат! – победительно улыбнулся Грегори и озабоченно добавил: «А

мама?»

-А мама написала, чтобы ты уже завтра приезжал, она по тебе соскучилась, - Юджиния

потрепала его по голове. «Дядя Дэниел тебя отвезет, раз он дома. Все, детки, собирайте

игрушки, идите умываться, я и миссис Мария с вами помолимся, она сейчас поднимется».

-А как назовут брата твоего? – спросила Анита, шлепнувшись на ковер, складывая своих

кукол в маленький сундучок.

-Томас, - улыбнулся Грегори и стал ей помогать.

Марфа стояла, наклонив голову, рассматривая изящный свиток с цветущей ветвью сливы. В

большой, с высокими потолками, длинной комнате было полутемно, и пахло свежестью –

окна были раскрыты. Женщина вздохнула, и, подойдя к ставням, чуть цокая каблуками

атласных туфель по мраморному полу, взглянула на Темзу.

-Уехала с капитаном Николасом Кроу в Старый Свет, - вспомнила она строки из письма зятя.