o 0a115616b968c99b

бриллианты, а что вместо этого? Сидела в Ярославле с вечно пьяным отцом. Ему-то

хорошо, - язвительно подумала Марина, - он в Польшу поехал.

-А мне на прощание сказал: «Отправишься к мужу и будешь с ним жить. Ничего, Марыся,

еще вернешься на престол царей московских. Муж, как же, - розовые губы искривились.

«Нашли какого-то проходимца, теперь ноги для него раздвигать».

Она выглянула в окно – вокруг были луга и перелески, еще зеленые, в пронзительно-синем

небе медленно парил большой сокол.

-А Лавра далеко? – спросила она у Зборовского.

-Верстах в десяти отсюда, - он показал на восток. «Как вы с государем встретитесь, так

поедете в Тушинский лагерь, там для вас дворец уже построили, деревянный, правда. Ну да

ничего, скоро и в Кремле с ним сядете, как положено, - Заруцкий расхохотался, и, пришпорив

коня, унесся в голову кортежа.

Уже были видны раскинутые на лугах шатры, в небо поднимался дым от костров, и Марина,

перекрестившись, сказала: «Слава богу!».

Она поддернула подол летника, и, повозив пальцем по зубам, оправила прическу. Черные

косы были сколоты на затылке и прикрыты обтрепанной шелковой кикой. Возок остановился,

и Марина, еще раз перекрестившись, приняв руку Зборовского, - спустилась на сухую,

пыльную, истоптанную копытами лошадей траву.

Пахло конским и людским потом, порохом и жареным мясом.

Пан Ян Сапега – невысокий, в отлично сшитом, но уже износившемся, отороченном мехом

кунтуше, низко поклонился, и сказал: «Государыня, добро пожаловать в стан ваших верных

соратников, освободителей земли русской от гнета самозваного царя Василия, да будет имя

его проклято во веки веков!»

-Аминь! – закричало выстроившееся войско, и Марина услышала залпы пищалей и

мушкетов.

- Я смотрю, у вас и пушки есть, пан Сапега, - лукаво заметила женщина, оглядывая телеги с

уложенными стволами мортир.

-А как же, - гордо отозвался воевода. «Я ведь собираюсь осаждать этот монастырь,

Троицкий, государыня, там крепкие стены. Чтобы их разбить, нужна хорошая артиллерия. Но

пойдемте, государь ожидает вас, вместе со священником, - Сапега поклонился и пропустил

Марину вперед, в узкий, загаженный нечистотами и объедками, проход.

Марина зашла в шатер, и. окинув взглядом человека в богатом парчовом кафтане, с

алмазными перстнями на пальцах, холодно подумала: «Ростом ниже и бородавок больше. А

так похож, да».

Димитрий Иоаннович склонился над ее рукой и громко сказал: «Вот, бояре, Господь и

услышал наши молитвы, - государыня с нами, в безопасности! Хорошо ли вы доехали до

нашего лагеря, дорогая жена?»

Марина присела, и, улыбаясь, глядя в его темные глаза, ответила: «Спасибо пану

Зборовскому, государь, я ни в чем не испытывала нужды».

-Ну, давайте, - Димитрий потер руки, - повторим наши обеты, все-таки мы долго были в

разлуке, и за стол, за стол!

Марина почувствовала прикосновение его холодных, влажных пальцев, и, вздрогнув,

заставив себя не отстраняться, кивнула: «С удовольствием, государь».

Петя Воронцов-Вельяминов посмотрел с холма на освещенный кострами лагерь, и,

прислушавшись, усмехнулся: «Гуляют они там, праздника вроде нет, а все одно – гуляют. Ну,

тем лучше, раз у них все пьяные. Я скоро».

-Петр Федорович, - кто-то из воинов тронул его за рукав. «Ну, может не надо все же, у вас

один кинжал, и более нет ничего».

-Тако же это, - Петя поднял увесистый кулак. «Ничего, справлюсь. Вы меня на том месте в

лесу ждите, огня не зажигайте, еще увидит кто из этих, - он кивнул вниз, на шатры Сапеги, и

сочно выматерился.

Юноша, улыбнувшись, перекрестился, и стал неслышно спускаться по отлогому склону

холма туда, где равнина переливалась сотнями мерцающих огней.

Он прошел мимо коновязи , и хмыкнул про себя: «Хоша тут все укради сегодня, все вывези –

не заметят. Успение вроде прошло, Преображение тако же – чего они напились, непонятно,

разве что именины у пана Сапеги. А вокруг никого, - Петя оглянулся, - все в шатрах. Ждать

тут, пока выйдет кто-то? Так опасно. Нет, надо туда, к ним».

Петя улыбнулся, и, отряхнув кафтан, пригладив рыжие волосы, пошел к центру лагеря.

В шатре было душно и пахло кислым вином. Димитрий Иоаннович зевнул и, опустившись на

бархатные, засаленные подушки, грубо сказал: «Ну, что встала!».

Марина тряхнула головой, распущенные волосы упали на плечи, и она, опустившись на

колени, поморщилась от крепкой, застарелой вони, что ударила ей в нос. Мужчина пригнул

ее голову пониже, и, рыгнув, - лег на спину. Когда Марина подняла голову, он уже спал –

громко, пьяно храпя.

Она вздохнула, и, выпив глоток вина, откинув холщовое полотнище, прошла на свою

половину шатра, - застеленную старым, в дырках, персидским ковром. Она открыла сундук,

и, вдохнув запах мускуса, поворошив платья, замерла – совсем рядом с шатром

проскользнула чья-то тень.

Марина задула свечу, и, высунув голову наружу, робко позвала, куда-то в кромешную,

полуночную тьму: «Пан, вы мне не поможете?»

-Конечно, пани, - раздался удивленный, совсем молодой голос, и Марина строго велела:

«Только закройте глаза!»

Она нашла его руку, - большую, теплую, и шепнула: «И тихо, пан! Никому ничего не

говорите!».