Ночь предопределений

— Ничуть. Просто сначала вы с ним говорили, теперь мы поговорим. И только...

«И только...— повторил про себя Феликс.— И только, и только... А что они могут еще, в самом-то деле?..»— Но сердце у него в груди колотилось частыми, сильными ударами.

— А вам уже невесть что примерещилось?— рассмеялся Карцев.— Продолжение вчерашнего концерта? «Вы спите, вы засыпаете, у вас теплые веки» — так?..

— Да нет,— пожал плечами Феликс, испытывая, впрочем, некоторое облегчение,— просто я не понял, что вы имеете в виду...

— Всего лишь поговорить, — сказал Карцев, становясь серьезным, но не убирая окончательно с лица улыбки.— Поговорить, разобраться... Не думайте, что вам одному жаль этого парня. Верно, маэстро?..— повернулся он к Гронскому.— Вам ведь тоже хотелось с ним потолковать?

Гипнотизер поставил на стол пустой стакан, смахнул с груди крошки,— точнее, сделал такое движение, как если бы их стряхивал, хотя никаких крошек на рубашке у него не было... Но Феликс на мгновение увидел и белую манишку, и салфетку, заткнутую уголком за жесткий стоячий воротник...

— Чего же мы ждем?— Карцев поднялся.— Вы с нами?— спросил он у Феликса.

— Все это чепуха,— сказал Феликс.— Все равно ничего у вас не выйдет.

— Посмотрим,— сказал Карцев. И повторил:— Вы с нами?

— Слуга покорный,— усмехнулся Феликс.— Я там уже был... Вам не кажется, что все это просто глупо: сначала мы с Сергеем, потом Жаик, теперь вы...

— Посмотрим.

— И смотреть нечего. И нечего пытаться, мотать друг другу нервы...— Он вдруг ощутил себя рыболовом, подергивающим леску во время клева.— У него, если хотите, там не та система отсчета...

— Посмотрим,— в третий раз, и с все возрастающим напором, повторил Карцев.— Так вы идете, Геннадий Павлович?

— Я с вами!—сказал Спиридонов.

— A вас не надо,— сказал Карцев.

— Это почему?..

— Да так...

— Зря вы идете,— сказал Феликс.

Карцев вышел, Гронский без особенной охоты последовал за ним.

Феликс по капельке выцедил остатки портвейна; он совсем забыл о нем, хотя все время держал стакан зажатым в кулаке.

— Все равно,— сказал он,— они ничего от Темирова не добьются.

Он поймал на себе все тот же настороженно и холодно наблюдающий за ним взгляд Бека.

— Геннадий Павлович добьется всего, чего захочет,— сказала Рита.— Вы его не знаете!— Феликс почувствовал в се голосе кроме торжества привкус горечи.

— Тс-с-с...— Спиридонов вскинул руку с указательным пальцем, устремленным к потолку, и почему-то на цыпочках, широко расставляя ноги, вышел из комнаты.

11

За окном протяжно взвыл и ударил в стекло ветер.

— И все-таки — нет, не знаю,— сказала Вера, вздрогнув,— разве можно так жить?..— Она говорила как будто наедине сама с собой, подперев подбородок и уставясь в пустоту. Тени — она сидела наискосок от лампы — делали ее глаза огромными.— Никто из вас ни во что не верит!.. Это же страшно, если ни во что не верить... Вот Виктор Сергеевич...— задумчиво продолжала она, помолчав.— Он ведь такой умный, знающий, с ним и в Москве, и в Ленинграде считаются... И работать у него интересно, мне он больше дал, чем весь наш институт. И что же? Он во что-нибудь верит?.. Или вот — Гронский Геннадий Павлович... Может, в старости люди становятся циниками, не знаю. Но хотя бы когда-то, в юности, он верил во что-нибудь?..

С ее высокой шеи на грудь падала длинная нитка светлых бус. Она, как четки, перебирала пальцами деревянные, отливавшие лаком шарики.

— Тут не цинизм, тут другое...— сказал Феликс.—Тут если даже и цинизм, то... «Я, кажется, защищаю...— мелькнуло у него.— Защищаю или защищаюсь?..»

Но Вера пропустила его слова мимо ушей.

— Ну почему это нужно обязательно думать, что если порядочный, честный человек, то его не поймут, не поддержат?.. И наоборот — станут строить всякие козни? Почему?.. Почему надо считать, что вокруг сплошь скверные люди? Что света нет — одна чернота?.. Как можно так жить?.. И когда ты не хочешь в это верить, тебе говорят, что ты не знаешь жизни, не вправе судить... Почему?..— Теперь она в упор смотрела на Феликса, не скрывая, что ее вопросы направлены именно ему.

Даже при желтом свете лампы было видно, как горит, пылает ее лицо. Пожалуй, оно уже не выглядело кукольным...

— Балда ты, Верка,— сказала Рита.— И правильно тебе все говорят... «Почему? Почему?...» Помалкивала бы лучше себе в тряпочку и не совалась, куда не просят!..— Она оглянулась на Феликса, ожидая поддержки.

— Нет, и правда — почему?..— заговорил не подававший до того голоса Бек. Он привстал, без нужды, как обычно, поправил за ушами дужки очков, снова сел.— Почему?.. Ведь существует определенный порядок... И если одна инстанция решит что-либо неправильно, есть другая инстанция... Это в схеме, конечно. Но у нас в архитектуре, например, не обойдешься без схем, важно только, чтоб схема была правильная...