— Скажите,— заговорил Сергей, первым надкалывая ледок молчания,— скажите, Казеке... Разве я не примчался сразу после письма, которое вы прислали в редакцию? Разве не провел здесь — дней десять, а то и добрых две недели, роясь в этих ваших талмудах, мотаясь из совхоза в совхоз? Разве не пошел поперек вашего начальства, которое вдогонку настрочило на меня кляузу главному редактору, а потом начались звонки, угрозы, и не так-то легко мне было от всего отбиваться? Разве не появился в газете материал, после которого Казбек Темиров превратился в победителя? И разве — ну, не заслуги, что там — заслуги! Разве — ну, маленького, скажем так, участия в этом я не принял тогда, Казеке?..— Сергей, сидя на постели, вытянул правую руку по направлению к Темирову и уперся ногтем большого пальца в кончик указательного.— Вот такого, Казеке?.. Ведь тогда вы верили мне? Ведь мы были тамырами в одном деле?.. Что же теперь? Почему вы не верите мне теперь? Когда я говорю: вы победили, понимаете — по-бе-дили, Казеке, так бросьте им кость!
Голос у него вибрировал, вздрагивал. От обиды. От жалости. От злости. И Феликс, слушая Сергея, подумал, что нет, он этому мальчику не судья. Он бы мог, никому ничего не объясняя, улететь в свой Нальчик — и привет. Так нет же...
— Казеке,— подхватил он последние слова Сергея,— а что, если и вправду?..
— Они ведь так просто не отвяжутся,— взбодрился от поддержки Сергей.— Нет, не отвяжутся. Вы спросите,— указал он на Феликса,— я еще не знал о прокуратуре, а чуял: не отстанут. На эти вещи у меня нюх... Прямо как у собаки! Ей-богу!— Он улыбнулся, как бы сам удивляясь и всех приглашая удивиться его необычайному нюху.
Никто, впрочем, не отозвался на его улыбку.
— Базарбаев,— угрюмо и коротко уронил Темиров. Он поискал глазами, куда бы положить окурок. Пепельница была переполнена, Сергей подставил ему спичечный коробок.
— Базарбаев,— повторил Темиров и переглянулся с Айгуль. Та кивнула. Даже не кивнула — опустила ресницы, это могло сойти за кивок.
— Следователь,— сказала она, как если бы этого достаточно было в качестве пояснения.— Там следователь — Базарбаев...
«Ну и что?..— тупо стукнуло Феликсу в голову.— И что, если Базарбаев?..»
Перед ним всплыли газетные строчки с этой фамилией, не столь уж редкой самой по себе, но словно виденной где-то недавно, с чем-то связанной...
Айгуль с усмешкой скользнула по его лицу:
— Это
Теперь он вспомнил вырезки, которые утром положил ему на колени Сергей. Вот как...
И внезапно, наитие что ли на него снизошло, но, задавая вопрос, он уже был уверен в ответе:
— А Сарсен... Баймурзин, кажется,— он в редакции работает... Он им никем не приходится?
Айгуль и Темиров снова переглянулись.
— Он тому Базарбаеву, который в прокуратуре,
Ну, ловко... И в самом деле ведь ловко... Обложили со всех сторон...
— Свояки,— сказал Феликс,— По-русски это — свояки...
— Вот видите!— соскочил с кровати Сергей.— Что же тут толковать?.. И чего от вас хотят, в конце-то концов, Казеке? Чтобы вы перешли... Пересели с одного коня на другого!— Он широко улыбнулся, радуясь удачно найденным словам.— Сменили седло, Казеке!— Он похлопал о раскрытую ладонь тылом второй ладони. Жест был точь-в-точь как на восточном базаре, когда ведут речь о денежной сделке.
— В самом деле,— сказал Феликс, повернувшись к Темирову и стараясь не смотреть Айгуль в лицо,— не лучше ли, в возникших обстоятельствах... возникшей ситуации...— Ему неприятны были слова, употребленные Сергеем, как бы нарочито, снисходительно доходчивые... Но и те, которые подвернулись ему самому, были не то, что нужно.— Во всяком случае, прокуратура... Вам не кажется, что там могут вас запутать?..— Он пристально вглядывался в лицо Темирова, оно казалось деревянным и ничего не выражало, ровным счетом ничего. Глаза были устремлены на кончик сигареты, на струйку дыма, восходящую к потолку,— прямую, как натянутый шнур.
— Правосудие, конечно, отличная вещь, но ведь разные мелочи всегда можно толковать и так, и этак... Вдруг запутают?.. Я не стращаю, Казеке, я просто спрашиваю, все обстоятельства в подробностях мне не известны, только то, что Сергей рассказал... Так вот, вы сами не боитесь, что запутают?
— Не боюсь,— помолчав, сказал Темиров.— Пускай путают, если совести нет.
— Совесть!..— крикнул Сергей, и его затрясло.— Совесть!.. А дело, которому — сколько лет, Казеке?..— снова поднимать ни с того, ни с сего — на это совести хватает?..
— Все равно,— произнес Темиров, не меняя равнодушной, слегка даже ленивой интонации.— Мне бояться нечего. А в чем виноват — пусть накажут.
— Да в чем же вы виноваты!— сердито сказала Айгуль и пристукнула по столу — язычок пламени за стеклом забился, затрепетал, выпустил вверх клубочек копоти.— И не о том сейчас надо говорить....