Необъяснимая тоска накатила на меня от воспоминаний, связанных с Агнесой: общие жертвоприношения, обряды и то, как она мне все уши прожужжала о ненависти к родителям. Зародившиеся подозрения на её счёт не дают мне покоя. Вот уж будет мне урок, когда выяснится, что она тут ни при чём. Но если это и вправду была она... Я смотрела на Миклоса и еле сдерживалась, чтобы не схватить его за шиворот и вытрясти из него всё, что он знает. Кентавры, ясный перец, запретили ему делиться знаниями, и это выводило меня из себя, — но я решила не давить на мальчишку и сменила тактику:
— А как ты ладишь с Исидором? Он тебя больше...
— Нет, — поспешно отозвался он. — Я предупредил его, что если он снова вздумает пороть меня, я выманю его в лес и кентавры пустят его на колбасу.
Чистосердечное признание изрядно меня позабавило, и, наблюдая за тем, как Миклос доедает порцию голубиного пирога, я представляла себе, как кентавры сражаются между собой за право измельчить Исидора. «А потом всю ночь будут беспробудно пить, орать песни и время от времени порываться спалить медье», — подбросил голос разума. Животные, что с них возьмёшь...
— Миклос, а почему ты всегда гуляешь на луговине. Там же Свиное Сердце... Разве оно тебя не пугает?
Мальчик оживился, будто речь шла о его королевстве.
— Почему оно должно меня пугать?
— Ну как же... вот я когда подхожу к нему, чувствую, словно сам воздух хочет наброситься на меня. Я часто вижу тебя из окна, как ты там с малышнёй возишься...
— Свиное сердце — это своего рода источник магии. Просто он тебя отвергает, — мальчик невинно захлопал длинными чёрными ресницами.
— Как это? Как это отвергает? С какой стати источнику меня отвергать?
— Графиня сбрасывала в тот желоб сердца своих жертв. Поэтому луговина отвергает всех Баториев. Мне кентавры всё рассказали...
Миклос правильно истолковал мой разинутый рот, — я была потрясена, — и не спеша приступил ко второй порции голубятины.
Примечательно, что в Дурмстранге профессор Картахара, преподаватель истории магии, рассказывал нам иное. Он красочно описывал, как в ночь на первое ноября целая деревня приносила двух-трёх магглов в жертву. В ту ночь Графиня была лишь одной из многих. Похоже, со временем история подверглась существенному искажению.
— Ты же знаешь, что я не из Баториев, Миклос, — промолвила я, не вдаваясь в длинную историю.
Положив порцию голубиного пирога в мою тарелку, мальчик придвинул её ко мне, совсем как взрослый. И сразу же на меня обрушился новый «ком» откровения:
— Не меньше виноваты и семьи, которые с ними породнились.
— Тогда... как мне искупить вину? Ну, чтобы я смогла подойти к Свиному Сердцу?..
— Никак. Грядёт расплата... Не смотри ты так на меня, Приска... Это кентавры вещают, я же тебе зла не желаю.
Я оторопела. Мысли вихрем метались в моей голове.
— Ты что-то замалчиваешь, Миклос?! Кентавры что-нибудь говорили обо мне? А о Тёмном Лорде? Заколебалась я тут торчать в неведении! Кончай увиливай и расскажи мне всё! Прошу тебя!
— Ну, они говорят... Ньирбатор проглотил столько душ... всем и так известно... бездну, мол, не утолить, хищника не укротить... говорят, замок притягивает себе подобных, — мальчик бессвязно бубнил, и мне стоило немалых усилий, чтобы понять, кто что говорит. Голос Волдеморта, назвавшего мой дом бездной, как ножом резанул моё сознание, точно пирог с треклятой курятиной.
— Чернокнижник думает, что заметает за собой все следы, — понизив голос до шепота, говорил мальчик. — Но это только для человеческого взора, а кентавры по звёздам наблюдают за каждым его движением.
Я ничего не ответила, а положила ему третью порцию пирога, чтобы он продолжал есть и больше не пугал меня откровениями. Зачем я только спросила... Сама уже была не рада добытой информации.
— Я скажу тебе ещё кое-что, — Миклос вдруг придвинулся ко мне поближе и заговорил, вперив взгляд в свои башмаки. Я лишь кивнула, готовясь узнать, что не доживу до лета. — Кентавры говорят, что после больницы ты изменилась, твоё созвездие потеряло чёткие очертания. А позавчера, когда я пришёл с ночёвкой, они поведали мне, что на тебе Метка.
— Какая к черту Метка?
— Я не уверен. Что-то вроде этого они раньше говорили о Каркарове. Но у него я видел... — Мальчик осекся, а затем взял мою левую руку и закатил рукав, — а у тебя нет.
Мое терпение лопалось.
— О чём ты говоришь? Я не понимаю, что ты высматриваешь...
— Тебе ли не знать?
Я уставилась на него и нахмурилась. Миклос тяжело вздохнул.
— Чёрную метку выколдовывают не только в небе, её наносят на тело. На левое предплечье, как татуировку. Так делают всем Пожирателям.
— Тёмный Лорд клеймит своих слуг как скот? Ты в своём уме, Миклос?! Ха-ха-ха!
— Не смейся! Кентавры видели её у тебя! — Миклос засунул руки в карманы и надулся.
— Но у меня её нет!
— Значит, будет!
— Ещё чего! — вспылила я, а потом вспомнила о Каркарове в доме Бартока. Мне стало дурно.
В гостиной повисло тягостное молчание. Я видела, что Миклос был расстроен, и что ему действительно было нелегко втолковывать мне туманные речи лесных женоненавистнических вонючек.