Ньирбатор (СИ)

Я не подала виду, что меня это задело, а страх, казалось, прибавил мне сообразительности. Смиренно опустив глаза, я поклонилась, и под довольное «гм» бесценного кладезя информации удалилась из комнаты.

Когда госпожа Катарина пригласила Лорда Волдеморта к ужину, он снизошёл со своего невидимого трона и принял её приглашение. Это был ужин в честь прибытия Волдеморта, на который приглашен был только Волдеморт в честь единственного и неповторимого, ни с кем не сравнимого Волдеморта.

К ужину я одела выбранное госпожой тёмно-зелёное платье, которое должно было подчёркивать цвет моих глаз; заклинанием я уложила свои волосы на затылке, а самую темную прядь спустила на обнаженное плечо. Взглянув на свое отражение в зеркале, я убедилась в том, что зоркий глаз Фери подмечает детали, поскольку шея у меня выглядела, как у едва дышащего лебедя. Может, госпожа заметит что-нибудь и не будет изо всех сил пресмыкаться перед Лордом... Но давить на жалость нельзя. У Баториев нет жалости, уяснила я ещё в больнице Лайелла.

Госпожу мне сложно понять: то она сетует на Лорда, то обожествляет его, не обращая на меня совершенно никакого внимания. За целую неделю она даже не заметила, что я регулярно хожу в библиотеку, к которой она ещё в детстве запретила мне приближаться, «чтобы душенька не скончалась от газа». Не знаю, как часто Лорд встречается ей в замке, а когда спрошу, она смотрит на меня, как на «дикую особь». Он внёс раздор между нами, сверх того, он прекрасно это осознает — и злорадствует.

Лорд каждый день удаляется из замка, но иногда пропадает надолго; Фери запоминает все уходы и возвраты с точностью до минуты. Но куда — кто знает? Я могу предположить только дом Бартока. Сомневаюсь, что Лорд удостоил бы своим присутствием «Немезиду», булочную Лугоши или лесопарк с парочками влюбленных бездельников, а на Маргит уже всё разграбили подчистую. По-моему, наши люди не вполне осознают, что Тот-Кого-Нельзя-Называть сошёл к нам со страниц газет, а знамения — серийные исчезновения, детские сны и природные аномалии, сопутствовавшие его пришествие — так и вовсе ускользнули от их внимания.

Никто его не видел, короче говоря; обитателей медье можно будет понять, если они вдруг засомневаются в существовании этого «призрака оперы». Нелегко вверять свою судьбу в руки Тому-Кого-Нельзя-Называть, если он ещё — Тот-Кого-Никогда-Не-Видели. Хотя, если вспомнить былое, то Ангреногена тоже почти не видели. Он появлялся на людях лишь несколько раз в году, чтобы наградить самых верных Железных Перчаток или открыть сезон охоты на недоброжелателей.

Полагаю, в доме Бартока активно проводятся собрания Пожирателей; ничего удивительного, что Лорд там засиживается. По этой причине я стараюсь туда не соваться, хотя мне бы не помешало пойти в кабинет Розье за дополнительной литературой. Было бы намного проще уменьшить всю ту библиотеку до размера иголки и перенести в свой Ньирбатор. Но это уже предел мечтаний.

Всё это я объяснила госпоже, когда она поделилась со мной, что у неё «кошки скребут на душе оттого, что Милорд где-то пропадает»

Госпожа Катарина приняла Лорда в банкетном зале, сидя в тронном кресле, окруженная галереей гравюр с батальными сценами и семейными портретами, написанными маслом. Красные свечи и белые букеты цветов завершали убранство праздничного зала.

Жареная утка в апельсиновом соусе украсила центр блюда, вокруг неё плясали кабачки и креветки. Вряд ли я бы смогла, как госпожа, наслаждаться вкусом креветок, которые, по её словам, «так и таяли на языке». У меня скорее зуб на зуб не попадал от страха, что Волдеморт в присутствии госпожи ляпнет что-нибудь такое, что окончательно дискредитирует меня в её глазах, и она поспешит завещать Ньирбатор гадкому Мальсиберу. Ради госпожи я могу стерпеть издевку, но с другой стороны я знаю, как её уязвляет всё нелестно сказанное на мой счет. Она воспитывает меня с двенадцати лет, и каждое завихрение в моем характере она склонна принимать как свой личный промах. Лучше бы я вовсе не родилась, чем дожила до осознания, что госпоже стыдно за меня перед Волдемортом. Пpoпади оно пpoпадом, это ceмейное дocтоинство!

— Милорд, позвольте поинтересоваться, как вам живётся в Ньирбаторе? Хорошо ли вам спится? — учтиво спросила госпожа, её глаза сияли почти так же ярко, как тяжелые изумруды в колье.

Волдеморт не торопился отвечать. И садиться за стол он тоже, по всей видимости, не счёл необходимостью. Он шагал вдоль галереи и рассматривался. Он был таким же мертвенно-бледным, как в первый вечер: глаза — такие же холодные, лицо — столь же невозмутимое. Остановившись возле портрета моего отца, он склонил голову набок и хмыкнул. Отец изображен на фоне нашего бывшего, а теперь разрушенного дома; в руке он держит палочку с шестью чашечками цветка, которую у него когда-то украли. В его суровых глазах читается воля к жизни. Портрет отца молчит, но молчание это не той природы, что молчание Эржебеты. Они наделены разной магией. Графиня молчит добровольно, а отец — в силу того, что так решил Ньирбатор.