Ньирбатор (СИ)

«Она сумасшедшая», — не без смеха мелькнула мысль, но глас разума возразил: «Она жертва»

Закончилось общение тем, что Берта бесцеремонно нырнула в диван, открыв нашему взору застёжку от платья, ниспадающую на полспины. Огненный херес в сочетании с псилобицинами уложил её.

— Она выставила напоказ лодыжки, — резюмировала госпожа Катарина.

— Боюсь, что не только лодыжки, госпожа, — сказал Фери, вынырнув из тёмного угла. — Подол её платья задрался до самых колен.

— Она прискорбно невежественная, — продолжала госпожа. — И лицо у неё лоснится от пота, хотя вечер вовсе не жаркий. А этот ужаcный xлюпающий звук, когда oна разговаривает... Подобное я наблюдала у моего Готлиба, когда у него было обострение каждого октября, и бронхиальный кашель долго не отступал. Он тогда пил сильнодействующие снадобья...

— Она тоже их пьет, госпожа, — я наконец подала голос.

— Что ты имеешь в виду, Приска?

Прочистив горло, я выложила всё как есть, стараясь говорить толково и предприимчиво:

— Криспин довёл её до такого состояния. Он подсыпает ей какую-то дрянь, чтобы она была милой пустышкой. Это правда, госпожа.

— И зачем ему это, соизволь объяснить? — с недоверчивым прищуром спросила она.

— Это приказ Милорда. Своя мелкая пешка в Министерстве... а в случае чего её можно крупно подставить или проделать что-то крайне грязное, на что пойдёт только человек с повреждённым рассудком. А то, что он сделал ей предложение... пожалуй, это сочетание полезного с приятным. Он знает, как вам хочется, чтобы у него был статус семьянина.

— Конечно, мне хочется, чтобы Криспин наконец создал свою семью! — воскликнула госпожа с истерическими нотками. — Но твои обвинения!.. Помилуй Мерлин, откуда тебе всё это известно?!

— Из разговора Милорда и Розье.

Глаза госпожи остекленели; она растерянно водила пальцем по тяжелому колье. Я пыталась поймать её взгляд, но она упрямо не смотрела в мою сторону — её взгляд прикипел к спящей Берте. Когда она наконец заговорила, в её голосе прорезался скрежет:

— Я наотрез отказываюсь верить в подобную чушь! И буду искать рациональные объяснения... Криспин говорит, что она такая всегда была. Что никто, кроме неё самой не повинен в этом...

— Госпожа, вы сами говорили, что женщин часто чepнят за те деяния, в котopыx мужчины ocтаются безнаказанными! — моё терпение лопалось; вскочив с места, я заметалась по комнате. — Я знаю, что вы любите вашего племянника, и знаю, что он похож на того, кого можно приглашать дoмой для вcтречи с poдителями. Но вы своими глазами видите состояние этой несчастной... Я говорю вам правду, пожалуйста, верьте мне. Для меня это самое главное. Вы сами говорили, что Мальсибер карьерист, что ему место в большой политике, ведь он мастер перевоплощений. А любовь для него просто хлам...

— Такие-то дела, госпожа, — внезапно затараторил Фери где-то позади нас. — А шляпы у неё всех оттенков жёлтого, как первоцвет, подсолнухи, есть ещё тухло-горчичные. Пушистый жёлтый халат и ночные жёлтые туфли на меху...

— Заткнись, Фери! — в один голос велели мы с госпожой.

В гостиной воцарилась зловещая тишина.

Было видно, что тяжелые раздумья захватили госпожу. Она не сводила взгляда со спящей Берты, и между её бровей прорезалась глубокая морщина. Когда Берта наконец проснулась, она выглядела ещё более пришибленной. Госпожа Катарина решила, что с неё довольно. Она велела мне как можно скорее проводить ведьму в её комнату и проследить, чтобы на ночь её дверь была крепко заперта.

Я сумрачно двинулась по коридору, а Берта, тяжело дыша, тащилась следом. Добравшись до лестницы, мы одолели уйму ступенек, а потом случилось нечто весьма странное.

Сцена, которую я запечатлела в своём мозгу мгновение спустя, была слишком ирреальной и абсурдной, даже для тебя, дорогой мой дневник, что не понаслышке разбираешься в абсурдности моей жизни.

Раздался скрип открывающейся парадной двери.

Меня овеяло холодом, который я знаю по январскому морозному утру или безжизненным вечерам середины февраля.

Холод, исходивший от открытой парадной двери Ньирбатора, был резок, как последний отсвет перед тем, как стемнеет.

Железная дверь с лязгом захлопнулась.

В холле был Лорд Волдеморт. Его глаза сверлили верх лестницы, где стояла Берта, держась рукой за перила и занеся ногу для следующего шага. Она её не сразу опустила. Голова её медленно повернулась — и взгляд пал на Лорда. Его подбородок задрался. Насторожившись я переводила взгляд с него на неё, и мне казалось, что я становлюсь свидетелем какого-то безмолвного взаимодействия хищника и его жертвы. Тяжелое предчувствие витало в воздухе.

Холл тонул во мраке. Время близилось к полуночи, и замок жил своей жизнью — гасил свет там, где ему было угодно. Вместо канделябра на комоде стояла лампа, а её абажур как бы совсем отказывался пропускать свет. Сама лестница, пространство вокруг неё и задняя часть холла — всё было покрыто мраком.