Мальсибер плел какую-то околесицу про яйца фаберже. Запасы золота рода Мальсиберов в старину шли на регулярную закупку скота. Больше ничем они не занимались. Аптекарским делом они занялись только в начале этого века. А теперь, оказывается, они коллекционируют яйца. Его отец начал собирать коллекцию лет десять назад, потому что его мать из рода Флинтов ежегодно привозила их из своих поездок черт знает куда. Вплоть до того года, в котором она скончалась, она привозила домой дурацкие яйца.
Госпожа внимала Мальсиберу с упоением. Я вышла из оцепенения — меня трясло от еле сдерживаемого смеха. «И зачем Лорд удостоил своей Метки этого фабержиста?»
С Бертой мы перекинулись парой ничего незначащих фраз, но я была приятно удивлена отсутствием у неё чванливости, которую часто можно наблюдать у иностранцев. Она смотрела на меня простодушным взглядом, и на миг мне даже захотелось, чтобы у неё не проявилось никаких псилобициновых признаков, и чтобы она не роняла достоинства на глазах у госпожи Катарины. Но эта надежда потухла, когда к ней наконец обратилась госпожа:
— Берта, дорогая, просветишь меня немного в области магического спорта? Я знаю, что ты обладаешь весьма обширной эрудиции в своей области. Не каждый день выпадает счастливый случай принимать в своём доме сведущую в спорте ведьму.
Тогда это случилось.
Берта не отвечала.
Она уставилась в зашторенное тёмное окно, накручивая на палец прядь волос.
Улыбка медленно сползала с лица госпожи. Её взгляд пал на Мальсибера и краешек её губ поднялся в... сочувственной улыбке. «Сочувствие?! Она же должна свирепствовать!»
Сохраняя невинную улыбку, козлиные черты лица Мальсибера приняли коварное выражение. Он невозмутимо начал описывать излюбленные причуды Берты и свои методы, которыми пытается исправить нрав своей невесты. Он нёс полную околесицу. Госпожа внимательно слушала его, воззрившись на него с покровительственным сожалением. Я насторожилась. Мои надежды рушились на глазах. Не такого я ожидала. «Где же праведный гнев госпожи? Где испепеляющий взгляд Катарины Батори, нацеленный на Мальсибера за то, что он довёл невесту до имбецильности?»
Меня не отпускало чувство абсурда. Это был трудный вечер, и для меня он тянулся невероятно медленно. Ужин обратился сущим кошмаром, скрытым под тонким слоем позолоты, и, наблюдая за этим невероятно скользким типом Мальсибером и его жертвой, мне казалось, что слой позолоты вот-вот окажется воском и вся эта дурь растает, и мы увидим всё как есть — неописуемую фальшь.
— Никто так благотворно не влияет на неё, как я. Она легко впадает в уныние и так же легко — в эйфорию... — Когда Мальсибер договорил, рассказывая о своих методах, которыми он пытается привить своей невесте благоразумие, Берта болезненно поморщилась, как будто силясь сдержать подступающие слезы.
— Все путем, малыш. — Он похлопал Берту по руке, а в ответ она сдавленно всхлипнула.
На вопрос госпожи о том, как они с Мальсибером познакомились, Берта заплакала по-настоящему. Какая-то жалость нахлынула на меня синхронно с тошнотой. Госпожа опустила сморщенные веки на остекленевшие карие глаза, — и тут всхлипы Берты неожиданно прекратились. Наступила тишина. Мы услышали отдаленные раскаты грома с холмов Косолапой.
— И ты решил разыграть роль няньки, да, Криспин? Зачем тебе жена с особыми нуждами? И как ей вообще разрешили работать в Министерстве? — по-матерински обратилась госпожа к Мальсиберу, не заботясь о том, что Берта слышит её. Но она не слышала. Берта уже стояла у oкна и крутила киcточку шнуpка от штopы, а потом вдруг начала крутить её еще быстрее, как будто её обуяла демоничecкая энepгия.
— Ох уж эти нынешние барышни, — сетовала госпожа, подзывая Фери, чтобы подал Берте десерт уже теперь.
— Да, тётушка, — скорбно кивнул Мальсибер, сверкая холодными глазами, — ни здравомыслия в ниx, ни рассудительности, а дo чегo энергичны, прямо страшнo становится. Вы же знаете, тётушка, что магический спорт — это естественный продукт общественных условий, и я, признаться, очень проникся этим духом вольнодумства. Хотя более всего меня занимают другие вопросы, например: какая форма государства лучше — республика, монархия или автократия?
Воспринимать слова Мальсибера, не выискивая никакого подтекста, я не могла. Это не была обычная светская болтовня. Это было посягательство. На сотрясение воздуха в Ньирбаторе. На внимание госпожи Катарины.
— Наверно, я выгляжу дурачком, так радуюсь, что вернулся в своё гнездо! — воскликнул Мальсибер, усаживая Берту обратно за стол. Его пальцы крепко сжали спинку её стула, словно ему было невтерпёж свернуть ей шею. — Боюсь, как бы мне не пришлось извиняться за свои непомерные восторги! К нашему фамильному поместью я неравнодушен, но Ньирбатор в моём сердце навсегда.