— Слушай-ка сюда, перечница, — Он поднял указательный палец в каком-то первобытном авторитарном жесте. — Это мой дом. В этом нет сомнений. Единственное, что вызывает сомнение — это законность твоего пребывания здесь. Я вполне готов инсценировать дружелюбность ради старушки, ведь так или иначе её выбор падёт на меня, а даже если нет... та дурацкая писулька ничего не значит, — имея в виду завещание, он гнусно осклабился.
— Ты прав, значение имеет только воля Тёмного Лорда, — тут я уже улыбнулась без притворства.
— А зачем Тёмному Лорду помогать тебе наследовать замок, а? Что за чушь? Кстати, я уже виделся с ним сегодня утром, и он был таким хмурым. Ох, не умеешь ты его удовлетворять..
— Ну, как тебе сказать... Поутру милорд, как правило, раздражителен, но к сумеркам оживает, подобно тому виду кактуса, что расцветает к вечеру, — отвечала я, извлекая невесть откуда злорадное веселье.
— Передать ему, с чем ты его сравниваешь?
— Это не самое худшее сравнение, которое я применяла, и он это знает. А ты должен беспокоиться о том, что я расскажу госпоже, как ты поступаешь с Бертой.
Лицо Мальсибера сморщилось в его фирменной сладкой улыбке. Привалившись к стене, он сложил руки на груди.
— Всё это ерунда... Тётушка любит меня, ей безразлична судьба какой-то английской потаскухи. Я — глава управления по связям с гоблинами, — увалень выпятил квадратную грудь, — и тётушка любит меня за статус высокопоставленного чиновника, а статус прилежного семьянина сотворит куда большие чудеса.
— А epунда может стать oчень oпасной, ecли пустить её на самoтек, — твердо возразила я. — Не забывай, Мальсибер, что я многие годы составляю компанию госпоже и имею на неё определённое влияние.
— Это ты так думаешь, — криво усмехнувшись, Мальсибер занял стратегическую позицию в тени доспехов Барона. — Понимаешь, тётушка... она такая... она любит статусы... Даже если я грабану Гринготтс, она всё равно будет любит меня за мой статус. А тебя-то за что любить? Ты даже костёр нормально разжечь не можешь...
— Я разожгу адский костёр в твоём брюхе... Ньирбатор станет твоей могилой...
— Да-да, я тебя услышал, никто-из-ниоткуда, — Мальсибер гадко загоготал. — Знаешь, я тут подумал: всё, что ты имеешь, принадлежит Ньирбатору, за исключением... что там есть у тебя, дай-ка подумать, — Мальсибер почесал подбородок, изображая глубокие раздумья, — ах, да, кинжал психа Годелота. А все те ожерелья — это тебе на чёрный день. Будет на что купить похлёбку, да-а-а, увидишь... А ещё раз рыпнешься...
— Это мой дом, гад ползучий, — прошипела я, наступая на него. — Лорд тоже так считает. У него в Ньирбаторе имеется свой алтарь, и только я знаю, где он расположен. — Уловив, как Мальсибер еле слышно клацнул зубами, я улыбнулась и добавила: — Это довольно-таки доверительные отношения, ты не находишь?
Сунув руки в карманы и всем своим видом изображая беззаботность, Мальсибер распахнул парадную дверь.
— Ты нарвалась, — бросил он через плечо.
Я не сочла нужным что-либо отвечать. Всё-таки я насолила Мальсиберу, а поняла я это, выглянув в окно: вместо того чтобы должным образом открыть калитку, он отчаянно тpяxнул её, а затем угocтил пинком.
В гостиной госпожа Катарина ещё некоторое время пыталась познакомиться с Бертой поближе.
В отсутствие Мальсибера ведьма казалась менее напряжённой, но выглядела она до абсурдности нелепо. У неё был вид человека, который всячески пытается делать всё как лучше, но не понимает, зачем это нужно. В задумчивости Берта посасывала кончик палочки. Глаза у неё преобразились, не было уже никакой голубизны — скорее плесень на антраците. Думаю, всё дело в скудном освещении гостиной, — ведь Лорд только такое приемлет, и мы привыкли ничего не менять.
— Пойдём прогуляемся? — спонтанно предложила я.
— Холодно… — было сказано тоном капризного ребенка. Берта съежилась в углу дивана, словно боясь, что я потащу её силой.
На это госпожа метнула в меня предостерегающий взгляд. Я поняла его как «оставь её». Фери снабдил Берту огненным хересом, а я отодвинулась от неё.
Госпожа задала Берте не менее двух дюжин вопросов. Отвечая на них, та говорила рассеянным тоном и с той же скоростью, с какой растут тыквы. Казалось, она хотела что-то скрыть, на ходу сочиняя одну небылицу за другой.
— Я была знакома с одной Присциллой. Мне помнится, она жила на соседней улице… да, я уверена, на Флит-стрит, — бормотала Берта, и плесень в её глазах всё темнела. — Так вот, она давала показания на одном дознании. Ведьма, которую убили, была в её доме как раз перед тем, как это случилось. По-моему, её звали Кэтрин... У неё в то время гостила девушка, которую звали так же...
«Что за бред?» — у меня уже руки чесались пришить эту Берту. Госпожа сидела широко раскрыв глаза.
— Мерлин! Деточка, я понятия не имею, о чем ты говоришь, — шептала госпожа с льдиной в голосе.
Берта тем временем уже вскочила с места и, глядя в зеркало, висящее на стене, рассматривала свои глаза и бормотала: «Милeнькиe глазки! Xopошенькие глазки!» — пока наконeц не вcпыxивала, точнo макoв цвет.