Ньирбатор (СИ)

В банкетном зале вместо канделябров освещением служила люстра, чей хрусталь сверкал, как водопад под лучами солнца. Голубые глаза Берты подверглись золотистому налёту. Сервировка на столе была бьющей на эффект. Тошнота.

Я сидела по правую руку от госпожи Катарины И единственная среди них была во всём черном, что придавало мне вид главной плакальщицы на похоронах. Руки были чинно сложены на коленях, а чувство было такое, что мне уже никогда не захочется ни есть, ни пить.

Несколько раз я находилась под впечатлением, будто Мальсибер хотел заговорить со мной, но, поймав его взгляд, я каждый раз убеждалась, что это мне только показалось. Он демонстративно разговаривал только с госпожой, а Берта уже буквально сделалась привидением — никто не обращал на неё внимания.

Никто, кроме меня. Я внимательно наблюдала за малейшими изменениями в её лице и манере держаться.

— Далеки те времена, когда я прокрадывался к Фери на кухню за изюмом и сахарными мышками! — ванильным баритоном повёл Мальсибер, сидя по левую руку от госпожи и поглаживая её по белой перчатке. — Фери мастер делать чудные мышки. Когда тебе десять лет, что может быть притягательнее! Р-р-р! — хищно добавил он, растягивая в жизнерадостную улыбку свои козлиные черты.

Фери подавал к супу огненный херес. Судя по его унылому виду, он недоумевал, почему мракоборцы ещё тогда не арестовали Мальсибера.

Меня мутило от нелепых детских воспоминаний. Пока увалень в свои десять объедался сахарными мышками, я в свои девять заколдовывала уток на берегу Пешты, чтобы бросались на магглов. Мизантропией не принято бахвалиться при застолье, но если б я налегала на сахарные мышки, я бы никому в этом не призналась. С какой стати Лорд удостоил такого своей Метки?

— У тебя какое-то напряженное выражение, Приска, — засахаренный голос в один миг поверг меня в ужас. — Выпей ещё бокал хереса. Ну-ка, ну-ка, ну-ка!

— Не слишком ли много хереса? — сухо ответила я, накрыв ладонью свой бокал.

— Тогда позволь предложить тебе ликёр! — Мальсибер живо щёлкнул пальцем, чтобы призвать какую-то страховидную фляжку, о которой якобы забыл в начале вечера.

— Не возражаю, — ответила я, про себя решив, что скорее отведаю крови из глазниц Мальсибера, чем содержимое его фляжки.

К восьми часам госпожа и Мальсибер просто фонтанировали энергией. Порой я ловила на себе его усмешку — то была натянутая, злобная гримаса, и угрозы в ней содержалось больше, чем в самом лютом взгляде. Знал бы ты, дорогой мой дневник, до чего болезнен этот навык — притворство. Я не могла больше улыбаться в ответ. Моя собственная маска провалилась в тартарары.

— Душенька сегодня несколько нервная, — оправдывалась за меня госпожа. — Боюсь, это из-за переутомления. Приска выполняет важную академическую работу для Тёмного Лорда.

Воздух прорвал внезапный всхлип.

Наши головы повернулись к Берте. Её левая рука судорожно комкала в кулаке скатерть. «Интересно, что Мальсибер рассказывал ей о Волдеморте? Или её помрачение до того глубокое, что она совсем уже не соображает?» Орлиные глаза госпожи застыли на Берте, но Мальсибер тотчас ловко выкрутился из ситуации — поддержал тему моего измождения.

— Тебе не стоит так переутомляться, детка. Если не будешь благоразумна, тебе может понадобиться длительный отдых. — Контраст между его сладким тоном и улыбкой, не коснувшейся его холодных глаз, навёл меня на мысль, что он желает мне оказаться в больнице Лайелла.

Наш зрительный контакт прервал воодушевленный голос госпожи:

— Ох, Криспин, не за горами то время, когда Тёмный Лорд займёт своё законное место, став во главе магического мира! Он вернётся к себе домой победителем, верховным магом и правителем, а Приска сможет отдыхать сколько пожелает.

Выслушав госпожу с приоткрытой пастью, Мальсибер поднял бокал и предложил выпить за такой счастливый исход.

Странное наваждение охватило меня — в сознании нарисовался обширный пустырь, посреди которого зияла свежевырытая могила, и мне казалось, что это заключительная тайна моей жизни — а другой не дано. Опустив голову, я едва сдержала навернувшиеся на глаза слезы. Я думала о том, как народ в медье выбегает на берег Пешты полюбоваться великолепием широко разлившейся реки и молодой зеленью. Май в этом году более ранний, чем у нас это бывает, его не прерывают капризные похолодания, что срезают головки зелёных трав. Я сосредоточенно думала об этом, и мне казалось, что если перестану — для меня всё будет кончено. Я прониклась ненавистью к каждой минуте, проведённой за этим ужином, но не могла просто так сдаться.

Неестественно любезный голос Мальсибера набирал всё более жуткие обороты по мере того, как он углублялся в своих россказнях. От него несло чужеродностью — он принёс с собой вонь английского тумана. Иногда он мимоходом упоминал Берту в качестве действующего лица, но даже не делал паузы, чтобы подoждать, как oна отpeагиpует на егo реплику. Этo производило тяжёлое впечатление.