Ньирбатор (СИ)

«Только потерявшие человеческий облик существа могут равнодушно или с наслаждением наблюдать за тем, как совершается злодеяние. Варваpcтво. Дикость. Разгул cтрастей. Бecчестие. Для людей не осталось ничего святого. Вот-вот разлетится в клочья этот преступный Сабольч-Сатмар-Берег», — было написано на обороте фотографии, подписанной «Ниниэль». Хоть убей, я не помню, как прихватила с собой эту странную вещицу, на которой ничего не движется. После обнаруженного в доме Мазуревича я ещё долго не забуду господина инспектора. На самом деле он не был обычным магглом. Под кроватью у него хранилась жуткая тайна, а возле кровати лежала жемчужина любовного колдовства. Он углубился в «Лучафэрула» на свой страх и риск. Мне ясно, почему этот труд смутил бесхитростный маггловский ум, воспринявший магию как мистику; инспектор всё таки был немного безумен. И мне у него понравилось. В гостиной всё было не то, и Варег подпортил впечатление, но в спальне инспектора чёрная магия расцвела полнокровно.

Вот держу в руках эту кровавую фотографию и не знаю, что с ней делать: сжечь или спрятать. Может, Беллатрисе в открытке прислать? Подойду как-нибудь к Лорду и скажу: «Передайте, пожалуйста, Белле на память», а в открытке напишу: «Вы достойно боролись, мадам. Магглу была оказана честь умереть от рук чистокровной волшебницы»

Потом последует вторая дуэль, на которой я погибну, как должна была на первой. Оглядываясь назад, я только сейчас осознаю, что должна была погибнуть. А теперь я задолжала самому Лорду Волдеморту. «Этот долг ты мне вернёшь». Гадкое чувство — быть в долгу.

Но живой быть отрадно.

— Я и не думала рассчитывать на столь драгоценную привилегию, как ваша помощь, милорд, — сказала я Лорду, настигнув его у калитки замка.

Когда я выбежала из замка и окликнула его, он остановился и медленно повернулся. Лорд смотрел на меня выжидательно, изящные брови взвились вверх.

— Хорошо, что ты рассматриваешь это как привилегию, — ответил он весьма деловито. — Только я один сохраняю за собой право предоставлять в отдельных случаях особые привилегии. Можешь даже рассматривать это как своего рода вознаграждение, — он ухмыльнулся и чуть громче продолжил: — За смелость мысли, Присцилла.

Я улыбнулась от уха до уха. В словах Лорда был подтекст, который я была бы рада уловить ещё во время нашей первой встречи. Я метнула ему полную признательности улыбку.

— Вы очень добры, милорд. Я хотела спросить, откуда вы узнали об угрозе риг-латноков?

— Ты забываешь, что я побывал в твоей голове? Я думал, впечатления от первой легилименции будут более незабываемы. Кроме того, Барон мне много чего рассказывает.

— Я предполагала оба варианта, но не знала, какой верный.

Он коротко кивнул.

— Если б вы ещё имя предателя назвали... — вырвалась вслух моя мысль.

— С чего это тебе вздумалось заводить об этом речь? — резко спросил Лорд. — Сомневаешься в том, что я сдержу слово? Говори откровенно.

— Я знаю, что сдержите, милорд, — ответила я, проявляя настойчивый интерес к острию на калитке. — И я всегда говорю вам правду.

— Правда это понятие растяжимое. А я требую от тебя кристальной честности и полной откровенности, — произнёс он с крайней степенью ехидства.

Почти непроизвольно, почти не отдавая себе отчета в том, что я собиралась сказать, движимая импульсом, я ответила:

— Моя откровенность состоит в том, что я ни за что не подведу вас, милорд. Ведь я обязана вам жизнью. И даже если б не была обязана, всё равно я бы восхищалась вами не меньше. Возможность познакомиться с вами, беседовать с вами... Вы посвятили меня в свою тайну. Показали мне Диадему... — Мои слова выстраивались плавно, без усилия. Лорд смотрел мне прямо в глаза, но я не могла в них ничего прочесть, его выражение лица казалось пустующим. — Уверена, многие охотно заняли бы сейчас моё место и, движимые пустым любопытством, слушали бы вас, делая вид, будто почитают вас. Но я не умею притворяться.

— Давай начистоту, Приска, — в несколько шагов сокращая расстояние между нами, проговорил Лорд. — Ты уже не дрожишь, напротив — усердствуешь в выражениях признательности. Подобное я, знаешь ли, мог бы услышать только от носителей моей Метки и самых безропотных почитателей.

Внезапно он схватил меня за запястье и до боли сжал его. В этом странном порыве его равнодушие сочеталась с какой-то игривостью. Я не подала виду, что мне больно, лишь взглянула на его руку. Потом бегло ему в глаза. Опять эта красная кайма...

— Любишь, значит, притворяться смелой? — сказал он, и его глаза насмешливо сощурились.

— Это не притворство, милорд.

— Неужели? — саркастически переспросил он. Во взгляде его холодных глаз читался вызов. Ледяное спокойствие Лорда пугало меня. Сердце гулко стучало в груди. — А что тогда? Тебе же больно. Почему ты не морщишься от боли? Как тогда, на скамейке? Так и стоит у меня перед глазами твой страх. Увлекательное было зрелище. А если ты перестанешь меня бояться, как ты тогда будешь себя вести? Я отвечу тебе: ты нарвёшься на неприятности.