Ньирбатор (СИ)

Пожалуй, если б меня спросили, есть ли в моей жизни могущественные волшебники, на которых можно равняться, я б назвала двух — Волдеморта и Агнесу. В них есть чему учиться — настолько, что учеба становится страшной, значит стоящей. Талант и величие не терпит условностей. Я рассмеялась, вспомнив, как негодовала, когда маггловская полиция подозревала Варега в кладбищенском вандализме. Теперь-то я познакомилась с настоящим некромантом и узнала, что моя подруга — некромантка. Мой мир изменился. Хотелось бы сказать, что это я его изменила, а не он меня, — но кого я буду обманывать?

Лугоши рассказывал, что до того, как стать инспектором, Мазуревич хотел работать патологоанатомом, то есть сначала он мечтал заглядывать в кишки, ковыряться в мозгаx и держать в руках ocтывшие давным-давнo гeниталии. Затем он решил всё же спасать людей, чтобы до этих мечтаний не дошло. В общем, Мазуревич был неплохим инспектором, но ему просто не повезло с местом жительства. В колдовской деревне он всё равно бы не скончался естественной смертью. Рано или поздно за него бы взялись. Вот Агнеса, например — я знаю, что у неё были на него виды. Беллатриса избавила его от руки моей хладнокровной подруги. Но быка жалко. Я до сих пор не знаю, как Беллатриса расправилась с ним. Не могла же она просто крикнуть, чтобы прилег под забором.

Время подошло к девяти часам и мы с Агнесой приступили к первому обряду. Агнеса знает своё дело. Если б я позволила себе что-то упустить, она всегда меня поправит. Мы разожгли ритуальный огонь. Несколько капель крови капнули на навью кость на большом медном блюде и подожгли. Руки у нас не дрожат с тех самых пор, как мы проделали этот обряд не меньше пяти раз, только сердца гулко стучали в груди. Я выдернула пробку с пузырька. Несколько капель зелья на печать, вырезанную по центру блюда. Она раскалилась и стала белой. В обряде каждое слово и каждый знак несут определённый смысл, но подчиняются единому замыслу. Из блюда поднялся вверх столб яркого белого пламени. Раздался страшный грохот, словно в комнату ударила молния. Капля первая, пятая, десятая… Пламя вспыхнуло и окрасилось в зелёный цвет.

Прядь чьих-то волос, скрученная в спираль и скрепленная белой печатью служила основой второго обряда. Я не спрашивала Агнесу, чьи это такие мягкие светлые волосы; я испытывала глубокую эйфорию и мне было безразлично. Я лишь знаю, что Агнеса не одну неделю готовилась к этому второму обряду. К слову, эффектом он походит на то заклятие, которое она применяет к полуживому отцу.

После завершения обрядов я обнаружила в спальне Мазуревича то, чего не заметила в начале. Ещё одно опровержение слов Шиндера. На ночном столике возле кровати лежала единственная в доме книга — «Лучафэрул» Михая Эминеску, великого румынского колдуна. Эта поэма является в действительности собранием любовных заклинаний. «Так вот, господин инспектор, — я сладко прошептала, — мы как раз получафэрить пришли к вам. И да пребудет лучафэрия в этом доме навеки»

Спустя три часа мы с Агнесой вернулись в гостиную. Я воспрянула духом и ощущала, что завтра мне станет ещё лучше. Но из-за мрачного Варега мне хотелось побыстрее вернуться домой и завалиться спать. Как бы не так.

Гонтарёк и Каркаров сидели за праздничным столом, откинувшись на спинки глубоких кресел. Их глаза подёргивала пелена дурмана. Они улыбались, прикасаясь руками к своим векам, беспричинно принимались хохотать, но через мгновение их лица опять становились отрешенными. Каркаров, который некоторое время не проявлял никаких признаков сознания, сделал попытку встать. Варег помог ему, и он, пошатываясь, подошёл ко мне и начал снова поздравлять.

Когда мы с Агнесой упали в свои кресла, празднование продолжилось. Варег вёл себя смиренно. Нежная часть его существа оказалась сильнее той иррациональной и злой, что хотела меня донимать. Опасаясь, должно быть, что наша перепалка была слишком глупой, и, вероятно, уже забыв, о чём шла речь, он привлёк меня к себе. Я не сопротивлялась, а обняла его со всей страстью.

Настоящая пирушка началась далеко за полночь, когда гости инспектора дали выход своему превосходному настроению, и, вообразив себя квартетом, распевали песню, куплет которой состоит из двух строчек, а припев — из десяти. Песня называется «Уж весело потрескивал огонь, разведённый повepx вчepашнего пeпла» и приемлет лишь захмелевшее сознание.

Когда мы наконец расходились по домам, то шли по улице тихо-мирно, как приличествует добропорядочным жителям Сабольч-Сатмар-Берега. Лишь Каркаров безобразничал, подражая визгу перепуганной влюбленной пары, которая попалась ему на пути. «Помните? — вскричал он. — Раньше на этом углу всегда стоял патрульный, назирал за нами, а теперь его нет! Это всё благодаря мне! Я — образцовый Пожиратель!»