Ньирбатор (СИ)

Несмотря на наше негласное обоюдное молчание, по виду Варега было заметно, что он рассержен. Имеет ли он право винить меня в смерти заносчивой лошади? Разве он может упрекнуть меня в этом «подарке»? Варег держался скованно, дичился и не принимал участия в разговоре. Несколько раз я поймала на себе его взгляд — приготовленный заранее заряд недовольства.

Между нами пробежала тень.

Со всей отчетливостью я это поняла, когда он будто невзначай обронил, что мне следует «образумиться и переехать к нему». Сначала я даже не разозлилась на него, поскольку мысли мои были далеко и всё ещё мешались в голове. Сохраняя внешний веселый облик и механически участвуя в празднестве, я прежде всего размышляла о своём сне. Кто убил Елену Рэйвенкло? Почему Лорд был «добр и ласков» с ней? И как это вообще возможно, если она жила в одиннадцатом веке? Речь идёт о портрете или о призраке? Если её взаправду убили, она вполне могла стать призраком. И всё возвращается к началу: Кто убил Елену Рэйвенкло?

К кому мне обратиться со своей любознательностью? Барона нет, но есть Лорд. А он просто так ничего не скажет, обязательно потребует что-то взамен. Нет, помилуйте, я уже люки ему открываю, хотя... о риг-латноке мы не договаривались. «Подарок». Пятый крестраж я просила мне показать, но он тогда посмеялся и покачал головой. Может быть, Лорд не настолько корыстолюбивый, каким я себе его рисую? В конце концов речь идёт о сне, а я не провидица. Я не кентавр и не Миклос.

Вот что заполняло мой разум, и я могла отвлечься от этих раздумий, даже когда глазела не моргая на Варега. Я следила за тем, как менялось выражение на его лице: убеждённость в моей невиновности ушла, уступая место хмурому упрёку. Когда я подошла к Варегу, чтобы умоститься с ним в его кресле, он не очень вежливо отстранил меня. Столь бесцеремонно одернута в искреннем порыве чувств, я стояла неподвижно и только пристально смотрела на него. В его взгляде было выражение обиды. Его глаза прямо-таки впивались в моё лицо. Он действительно хочет, чтобы я переехала к нему.

«Он отстранил меня в мой день рождения, — злость закипела во мне. — То он МакКиннонов жалеет, то лошадей. Он их даже не знал! Но он знает меня! Он всегда должен быть на моей стороне, несмотря ни на что!»

Каркаров не замечал напряженной атмосферы. Он ухитрялся смешить нас такими шутками, каких мы не простили бы никому другому. С самого начала вечера он вступил на путь неумеренного красноречия, которое уже начинало действовать мне на нервы, и по-видимому, тяготить его самого. Потом он уже мало соображал — успел нализаться до такой степени, что назвал меня египетской принцессой, Агнесу — валькирией, а про Гонтарёка сказал, что это неприветливый человек. Из кармана его жилета висела цепочка от часов, такая толстая как якорный канат — реликвия его предка, болгарского колдуна Калояна. Агнеса напротив, сразу всё заметила и метала в Варега укоризненные взгляды, а потом взяла инициативу в свои руки и больше её не упускала, довольно ловко отвлекая внимание на более приятные темы.

Около двух часов все были опять навеселе, но потом Варег вновь принялся за своё. Плотно утвердившись в кресле и опершись локтями о стол, он вознамерился дискутировать.

— Посмотри, что стало с госпожой, — донимал он меня нравоучительным тоном. — Эта почтенная ведьма совершенно сбрендила от любви! Тебе то же самое грозит. Невесть откуда взялся! Лорд! Знаю я этих лордов: сначала он фамильярен с тобой, позволяет тебе собрать немного крошек с пиршественного стола своих знаний и гладит тебя по голове, как собаку, а потом выбрасывает на улицу! Ты бежать должна, а не сидеть там, дожидаясь когда он тебя приворожит! Игорь, ты сам мне рассказывал, каким безумным взглядом Беллатриса смотрит на него, — обратился он к Каркарову, но тот лишь рассеяно теребил свою цепочку. Он уже ничего не соображал — поганок почти не осталось.

Агнеса посмотрела на Варега искоса, дескать, таких идиотов, как он, ещё поискать надо и попыталась его утихомирить. Он замолчал, но продолжал таращиться на меня. Этот его злокозненный взгляд довёл до того, что его недоеденная лангуста вдруг подскочила и шлёпнулась мне на плечо.

Я попыталась улыбнуться, чтобы смягчить заострение конфликта, поскольку понимала, что это непроизвольный всплеск злости, который и у меня случается, как было, например, в случае с торшером.

Не сводя глаз с Варега, я вытащила палочку; он вызывающе глазел в ответ. Но я лишь почистила себе платье, оставив его без внимания. Может быть, дело в том, что я намного взрослее его, если могу стерпеть такое. Ссоры, которые приобретают взрывоопасный характер — это мы уже проходили. Но мы же вроде повзрослели. Мне вспомнились слова из книжки одной ведьмы о молодожёнах: «Весь день они демонстративно не замечают друг друга, и только оказавшись в постели, решают восстановить мир»

Эту книжку мне дала госпожа. «О нет! Пятое апреля, где же ты?!»