Никта

Мари еле подавила крик. Она уже не слушала, что говорит Оникс, все ее внимание было всецело захвачено экзекуцией. Никто более не видел этого, студентики сидели спиной к жертве. Видит ли это Оникс? Конечно же да, если он может читать мысли. Почему он не прекратит это, не помешает устроить убийство?

То, что Оникс на днях говорил об убиении неугодных целыми пачками, Мари почему-то даже не вспомнила. Вообще, каждый раз, когда Оникс говорил о казнях, Мари была уверена, что на деле он до такой меры никогда не дойдет, а ту Катрин просто хотел хорошенько напугать.

Сейчас ее больше озадачивало, почему на чердаке нет ни единого звука, кроме торжественного голоса Оникса. Этот человек, он же барахтался, сопротивлялся, должен был подняться страшный шорох — но статуя будто заперла жертву в свое личное пространство, откуда не вырывался ни единый звук.

Статуя разинула пасть, непомерно большую в сравнении с тем, какой она казалась, будучи закрытой, и поглотила голову жертвы, потрясая обмякшим в руках (в лапах?) телом, чтобы оторвать лакомый кусок от шеи. Брызнула кровь, запятнав одежду ближайших членов паствы. Никто даже не шевельнулся. Статуя жевала голову, будто бескостный кусок мяса, довольно щуря глаза. Тут Мари начала слышать — не ушами, а напрямую мозгом, она слышала утробное урчание Нерона и бодрый хруст черепушки, перемалываемой его челюстями. Запах крови ударил ей в нос — и в то же время, будто бы улавливаемый не ноздрями, этот запах полностью перекрыл душные мускус и сандал. Мари смотрела на Нерона прямым взглядом и не осознавала, что теперь воспринимает его с величайшей четкостью, различая каждую чешуинку на его коже, все еще глиняной, но мокрой от крови, и оттого похожей на обычную чешую рептилии.

Она вошла в то самое состояние медиума.

Нерон заметил, что Мари не сводит с него глаз и, довольный, что обрел зрителя, принялся позировать с безголовым телом в руках.

«Сейчас я закричу», — подумала она. — «Моя любовь никогда не простит меня, но я закричу».

Все же она молчала, пока Нерону не надоело сидеть вместе с ними, и он сбежал, распахнув окно. Свежий воздух ворвался на чердак спасительным вихрем.

— Вы будете моими резцами, — говорил пастве Оникс, когда Мари снова смогла сосредоточиться на происходящем. — Не могу ждать, когда вы поможете мне вырезать из глыбы бытия новые, прекрасные формы! Подходите по одному, мои верные соратники.

Оникс забрался на ящик, и студентики выстроились в ряд перед ним. Скульптор прикасался к плечу каждого, приговаривая с торжественным выражением лица: «Ты узришь!»

На пятом или шестом «узришь» он вдруг поморщился и потер лоб рукой.

— Остальным придется потерпеть, друзья мои. Я бы хотел поделиться своим даром со всеми вами… Но вы должны доказать свою лояльность. Все-таки с силой приходит огромная ответственность. — А те, кого я сегодня отметил отдельно, завтра посетите меня снова… Нужна аудиенция, чтобы завершить процесс передачи прозрения.

«Он просто устал», — неожиданно для себя поняла Мари.

Затем Оникс дал пастве то же задание, что поручил недавно той русской девке. Неужели он все-таки серьезно хочет, чтобы кто-то кого-то лишал жизни?

— А где Ив? — неожиданно спросил новоявленный «узривший», тыча пальцем в кровавое пятно на полу.

— Никта забрала свою жертву, — развел руками Оникс и буквально вытолкал гостей за порог, пока они не успели сообразить, что он имеет в виду.

— Что ты сделал с ними? — спросила Мари, изобразив его жест с прикосновением.

— Сделал такими же, как я. Видящими истину. Но, завтра будет нужно завершить начатое, так что я попрошу тебя погулять или пройтись по магазинам. Зато потом апостолы поделятся с кем-то еще, а те вторые — с третьими… и так, по цепочке, узрит весь мир.

— И как же ты будешь завершать начатое, пока я глазею на витрины?

— Волевым намерением. Не удивляйся. Ты даже не представляешь, на что способна сила искреннего намерения. И дело тут не в волшебных словах или движениях, которые я воспроизвожу… Сила воли в чистом виде.

— Если это так просто, как ты говоришь, почему ты до сих пор не поделился даром со мной? — обиженно произнесла Мари.

— Ты не готова. Истинное зрение требует большой внутренней силы, иначе ты не выдержишь.

— Значит, у твоих студентиков есть силы, а у меня нет? Откуда ты знаешь?

— Ниоткуда. Я уверен, что половина из них перемрут от ужаса еще до конца недели, не перенеся настоящего облика бытия. Самые стойкие останутся, они и станут апостолами. А тобой я не могу рисковать, Мари.

При этих словах в ее груди разлилось тепло, как после выпитого в холодный зимний день пряного глинтвейна.

— А… вот как. Прости, что говорила с тобой в таком тоне, — сказала она, схватив его руки своими. — Но… но мне кажется, я сама приобрела этот секретный взгляд, просто находясь с тобою рядом.

— Быть такого не может.

— Я увидела Нерона очень четко, не так, как раньше. И как он схватил того человека в заднем ряду. Это и есть то самое истинное зрение? Воистину ужасно, как ты и говорил.

— Хм… Да, это оно, хотя я не совсем понимаю, как, ведь я не передавал тебе…