Никта

— Почему минус? Плюс! Минус на минус — плюс! — восклицала Анна Ивановна.

— Пожарная тревога! Немедленно покиньте помещение!

— Дымом пахнет, — сказал Тетюхин. Или это был не он? Какая разница.

— Пожарная тревога! Немедленно покиньте помещение!

Катрин тоже чувствовала дым. Но им не позволили выйти из класса.

«Мы все умрем из-за cos x. SOS!», — вывела рука Кати в тетради. Кто-то грубо тряхнул ее за плечо.

Она обернулась, возмущенная, но тут же ее гнев утих. Там стоял полицейский, французский полицейский, а за спиной у него была парижская ночь. Он помог ей встать, что-то говоря и говоря, совершенно безостановочно. Катрин не понимала ни слова по-французски.

В тот день оказалось, что пожарная тревога действительно была лишь учениями, а дым она чувствовала потому, что Тетюхин жег под партой спички.

Что происходит? Возвращение галлюцинаций? Или это взаправду?

— Что… что случилось? — спросила она по-русски. Полицейский перешел на английский, но и этот язык покинул голову Катрин.

Кто-то поодаль снова закричал, полицейский поспешил туда и оставил девушку в покое, решив, что руссо туристо справится и без него.

Катрин смотрела в глубину вечера, продолжая гадать: «Кажется — Не кажется», как когда-то в детстве она гадала на ромашке: «Любит — Не любит». Только сейчас вместо ромашки в ее руках ничего не было, кроме парижского воздуха, переполненного страхом.

Образы из прошлого продолжали наваливаться на нее. Килька с указкой в руках, чья блузка вдруг изрисовалась ромашками, когда-то сорванными у соседнего подъезда, теперь вдруг выглядела как ее сестра Оля.

Катрин вспомнила: на сестре в тот злополучный день был сарафан с ромашками. Сегодняшняя Оля не выглядела злой, как тот монстр, что повадился являться ей.

— Прости меня, — проговорила Катрин, опасаясь, что лицо сестры вот-вот исказится, снова превратившись в злую усмешку ее личного чудовища.

— Катя, ты не виновата, — сказала Оля, улыбнувшись.

— Ты мне чудишься?

— Нет, это я, это правда я. Ты ведь видишь мертвых.

— И чудовищ.

— Чудовища ненастоящие, — Оля подошла к Катрин и погладила ее по щеке. Рука сестры была прохладной, и от ее прикосновения тело живой девушки пронизывала прохлада. Катрин потянулась к руке сестры, но решилась прикоснуться. — Вы сами рождаете этих чудовищ. А мы — настоящие.

— Почему ты раньше не приходила? — Катрин почувствовала, что сейчас разрыдается, и еле сдерживалась. Ее начала бить мелкая дрожь.

— Я живу в стране покоя. Не дрожи, — ответила сестра и убрала руку. — Сегодня… да, сегодня тут умерли люди. Кто-то должен помочь им, показать куда идти. А то они так и будут бродить неприкаянными, пока сами не догадаются.

Катрин вспомнила женщину в больнице и старого Жана.

— Будет плохо, если целая толпа народу будет бродить, не зная, куда ей деваться. Нужны проводники вроде меня… — продолжила сестра. — Я рада, что встретилась с тобой. Это не последний раз… Мы встретимся и еще, но не так.

— На небе?

— Нет, здесь, на земле.

— Я не понимаю…

— Поймешь, когда это произойдет.

Оля повернулась к стадиону.

— Нет, не уходи! — крикнула Катрин, и сестра снова обратилась к ней. — Если ты видела, как я страдаю по тебе все эти годы… Если ты видела, в какой кошмар тот человек извратил мое светлое горе, почему ты не пришла сразу?

— Мы не можем приходить всегда, как только вы зовете нас. Иначе вы звали бы нас все время.

— Это несправедливо, — сказала Катрин совсем по-детски. — Ты могла прийти хотя бы один разик, после своей смерти.

— Ты все равно бы не увидела меня, Катя… Ты начала видеть мертвых совсем недавно.

— А ты знаешь, почему я… их вижу?

Катрин не смогла произнести «вас».

— Это то, чего ты хотела больше всего, разве нет?

— Что? Я? Но… может быть… но не так!

— Я и так сказала слишком много, — произнесла Оля, растворяясь в темноте. — До встречи!

Этот призрак выглядел как ребенок, но говорил, как взрослый, и Катрин засомневалась: виделась ли ей сейчас настоящая сестра, или это снова был обман?

Всюду ложь. И кто лжет — даже не другие люди, а ее собственное подсознание, выплескивающее на асфальт перед ней фигуры галлюцинаций!

Катрин сжала кулаки так сильно, что ногти, покрытые истертым фиолетовым лаком, впились ей в ладони.

— Вернись! — закричала она. — Вернись, я хочу тебя видеть!

«Я хочу удостовериться, что это была действительно ты. Я хочу успокоиться».

Но, как ей и было сказано, призраки не могут приходить только потому, что их позвали.

— Вернись! Оля! — продолжала кричать она, уже не находя себе места и метаясь то к месту, на котором сестра исчезла, то к месту, где она стояла сама, когда видела призрак — будто бы оттуда открывался вид в какое-то особое потустороннее окно.

— Оля! Я жду! Если ты меня любишь, наплюй на ваши законы и приходи!

Катрин сорвала листовки, приклеенные к фонарю, пнула урну на обочине, вывалив на дорожку ворох старых оберток, бутылок и банок из-под газировки. Ее переполняло чувство такой силы, что она не могла не двигаться, ей казалось, что ее сейчас разорвет изнутри, если она остановится хоть на секунду.

— Оля!!!