Послышался шорох: лежащая преступница пошевелилась. Это же феминистка, навещавшая ее в больнице! Мари подскочила к ней, снова всмотрелась в черты лица.
Нет сомнений, это она.
Что такого могла совершить журналистка против великого дела Оникса, что статуе пришлось ее поймать? Упомянула его в своей обличающей статье?
Здесь что-то не так.
В комнате были только три звука — мерное гудение ее ноутбука и два дыхательных ритма. И тишина. Даже с улицы не доносилось ни единого звука. Это выбило ее из колеи сильнее, чем появившаяся четверть часа назад статуя с обмякшим телом в руках.
Мари подошла к окну, напряженная.
Шуршание шин, звон разбитой бутылки. Все нормально, мир еще существует.
А что, если эта девушка — никакая не журналистка? Она приходила в больницу, чтобы… чтобы… хм… Зачем она могла прийти?
Поссорить их с Ониксом. Ну естественно! Людям свойственно завидовать чужому счастью. Мари вспоминала подробности той встречи, выискивая все новые подтверждения своей теории.
Эта дамочка не тянет на то, чтобы помешать спасению мира, она уж точно не тянет на Джокера и… какие там еще бывают суперзлодеи?
Все сходится. Почему бы не попросить своих глиняных питомцев помочь свести личные счеты? Мари торжествующе смотрела на лежащую девушку. Она распутала весь клубок, но не покажет этого. Нет-нет, она придержит козырь в рукаве до подходящего момента.
Время «Твиттера». Люди пишут о каких-то взрывах… есть погибшие… Что это? Здесь, в Париже? Не может быть!
Внутри Мари похолодело. Она набрала номер Оникса.
Гудки, гудки. Ответь, пожалуйста… «Абонент не может ответить».
На руки Мари навалилась такая слабость, что она не смогла удержать телефон, и уронила его на пол. Тот с грохотом разлетелся на части. Мари терпеливо собрала его. Такое происходило уже не первый раз… Но раньше он включался, а сегодня решил поиграть в строптивого мальца. Мари нажимала кнопку включения снова и снова, ничего не происходило.
Теперь ей никак не связаться с Ониксом! А вдруг…
Мари не хотела и думать об этом. Она подошла к преступнице, чтобы проверить, не очнулась ли та от грохота ее «Нокии». Либо без сознания, либо прикидывается.
Раздался стук.
Окрыленная Мари подбежала к выходу, приоткрыла дверь… и разочаровалась: на лестнице стоял неизвестный мужчина лет пятидесяти.
— Прошу прощения за столь поздний визит, — сказал он учтиво. — Здесь живет Рауль Рено?
Она слышала это имя в полиции. Там Мари впервые узнала, как зовут ее мужа.
— А кто вы?
— Я Пьер, Пьер Рено. Его отец.
Оникс никогда не говорил о своих родителях. Впрочем, познакомиться с новыми членами семьи никогда не поздно.
Если он решил впервые за столь долгие годы посетить своего родственника, у него есть на то веская причина. Что скажет Оникс, если узнает, что она прогнала его отца?
Но как его впустить, если в доме связанная преступница… Или отец заодно с Ониксом? Недаром он пришел именно сегодня.
— Подождите минуту, я не одета, — сказала Мари и захлопнула дверь. Преступнице придется потерпеть кляп из галстука.
Когда Мари наконец засунула кляп в рот своей жертве, та приоткрыла глаза.
— Привет, — прошептала Мари. — Вот так встреча, не так ли?
И она накрыла девушку холстиной, которой раньше Оникс укутывал свои статуи.
— Так значит, вот где теперь живет Рауль? — проговорил Пьер, когда Мари впустила его. Взгляд гостя блуждал по доскам пола, мебели, жмущейся к углам большой комнаты, остановился на статуях кошек, одна из которых выглядела незаконченной. — Ваша работа?
— Нет, это он… какой из меня скульптор?
Пьер хмыкнул.
— Да уж, не знал, что у него талант. Можно посмотреть поближе?
— Конечно, — произнесла Мари с гордостью и благодарностью — за то, что гость отвлекает ее от тягостного ожидания. Пьер оставил свой чемоданчик у входа — кожаный, со стальными застежками в форме орлиных голов, и, не разуваясь, прошел к статуям.
Чемодан очаровал Мари. Коричневая кожа так и просила провести по ней рукой. Добротная вещь! Скоро Мари купит себе сумочку из такого же материала, это несомненно, и еще множество дорогих вещей: дела у Оникса идут в гору, новые скульптуры продаются на ура…
— Рад, что он нашел занятие себе по душе, — сказал Пьер, выводя Мари из чемоданного транса. — Интересные кошки. Я бы и себе такую приобрел.
— Так вы говорите, раньше он не занимался творчеством?
— Совершенно нет. Он был рабочим на заводе, потом ему надоело… Я сто раз предлагал ему работать на меня, но он же слишком гордый. Потом грузчиком, потом на стройке, это совсем недолго — месяца два… Рауля ничто надолго не затягивает, вы же знаете.
«Нет, не знаю», — чуть не сорвалось с языка Мари. Образ Оникса-грузчика или Оникса-строителя никак не укладывался в ее голове.
— Вроде бы он подрабатывал таксистом, когда пропал, — продолжал вновь обретенный свекр. — Сколько уже прошло лет… три, четыре?
Он вдруг гневно ударил кулаком по столу с такой силой, что лежащие на нем резцы и другие инструменты звякнули. Мари перепугалась.
— Ищешь, ищешь его годами, а он тут кошек лепит! Семья места себе не находит!
— Я уверена, у него были причины…
— Послушайте меня… Как, кстати, вас зовут?
— Мари.