Никта

Стефана резко стало меньше, а Мари больше. Кажется, он переехал к ней. Мари с ее чертами твари из преисподней не вызывала у него ни тени приязни, зато у нее была своя квартира (пусть на поверку оказавшаяся чердаком), и она кормила его без ворчания в стиле «Когда ты окупишься, мой маленький Донателло?». И, Мари, в отличие от Стефана, не демонстрировала к нему ни толики влечения. Что может быть хуже твари? Только тварь, намекающая о приватном интересе. Пару раз Мари пыталась подыскать ему другого агента, под тем предлогом, что Стефан был не очень успешен в этой роли; но ее поиски закончились безрезультатно.

Так он и жил, со слов чудища Мари узнавая о внешнем мире; сам Оникс не мог более познавать его, поскольку видел гротескным и изменчивым, и пересекался с ним лишь изредка, выполняя простые поручения гражданской жены вроде похода в магазин или за почтой.

Однажды он стал свидетелем убийства. Он видел сотни монстров до того момента, но ни разу не встречал, как один из них расправляется с другим. Монтажер в голове Оникса от страха за собственную безопасность поставил не ту ленту, и он проснулся — пусть не до конца, пусть на время, но все-таки проснулся и вспомнил, что когда-то он воспринимал мир иным.

Кера

Катрин

Стефану не хотелось оставаться наедине с творением своего любимого протеже, так что он еще раз рванул дверную ручку и выбежал в прохладный подъезд. Катрин не отставала.

— Идиоты! Вы даже не знаете, зачем я здесь! — гремела статуя.

— Будем ими, если останемся, — еле выговорила девушка, запыхавшись — с такой скоростью они неслись вниз по лестнице, перепрыгивая через несколько ступенек сразу.

Неповоротливая статуя проследовала в подъезд. Сначала из квартиры высунулась узкая морда гидры, затем она показалась целиком. Тело выглядело более новым, чем голова, успевшая местами потрескаться. На деле, медлительность гидры была лишь следствием неторопливости. Статуя знала, что рано или поздно два человечка устанут убегать.

Стоило Стефану приблизиться к машине, как в ушах его эхом зазвучал собачий вой, а перед колесами мелькнуло нечто бесформенное. Он резко остановился.

— Что такое? — спросила Катрин. Когда эти торопливые слова ворвались в его сознание, морок исчез.

— Ты слышала?

— Ну. Салют, наверное.

— Кровь на капоте, — сказал Стефан. — Все в крови.

И Катрин увидела эти пятна, гадая, реально ли они существуют на его машине в каком-то ином измерении — или услужливо появились перед ее зрением только потому, что Стефан рассказал ей о них?

— Пошли пешком. Не хочу, чтобы полиция остановила из-за пятен, — Стефан быстрым шагом направился к людным улицам.

Катрин хотела заметить, что эти пятна не видит никто, кроме них двоих, но ее замечание так и осталось непроизнесенным. Не высказала она и своих мыслей о том, что лучше бы им укрыться во дворах и переулках. Стефан угадал ее мысли, хоть и не полностью, и сказал:

— Чем больше народа, тем лучше. Затеряемся в толпе. И она точно не будет нападать посреди площади.

Они были уже близко к Стад де Франс, когда прогремел очередной взрыв. Катрин запоздало прикрыла уши и съежилась, пугливо озираясь.

«Нет, это не салют, это не салют», — крутилось у нее в голове. Взревела сигнализация, кто-то кричал. В следующую минуту толпа смяла ее и повлекла за собой. Катрин чудом держалась на ногах первый десяток метров, а потом повалилась на землю, готовая быть тотчас же растоптанной и вдавленной в грязный асфальт. Но человеческий поток схлынул так же быстро, как и навалился.

Катрин опасливо приподняла голову. У одного из входов стояла полицейская машина, людей выводили аккуратно и чинно. Катрин вспомнила сирену, прозвучавшую на школьном уроке много лет назад.

— Пожарная тревога! Немедленно покиньте помещение, — звучал тогда монотонный женский голос из динамика. Ее одноклассники начинали собираться на выход.

Катрин оказалась в том классе за партой, как будто бы это происходило прямо сейчас. Она видела учительницу ясно и отчетливо. Анна Ивановна Романова, математичка. В отличие от своей полной тезки, вошедшей в историю, эта женщина и близко не была такой крупной. Напротив, эта Анна Ивановна была маленькой и сухой, хотя это вовсе не мешало ей так повышать тон, что у Кати закладывало уши, даром что сидела она на предпоследней парте.

— Куда?! — воскликнула учительница. — Бездельники! А ну сидеть! Тетюхин, чему равен косинус икс?

Анна Ивановна ударила указкой по мелованным письменам так сильно, что доска колыхнулась. «Килька», — вспомнила Катрин. — «Ее называли Килька».

Несчастный Тетюхин что-то ответил, но его голос потонул в «Пожарная тревога! Пожарная тревога!».

— Громче! — потребовала Килька. — Что как каши в рот набрал?

— А если там и вправду пожар? — спросила с первой парты Дашка Морозова, первая активистка. В коридоре послышался топот.

— Знаю я ваши пожары. Лишь бы сбежать.

«Сбежать… мне надо куда-то сбежать», — подумала Катрин, но никак не могла вспомнить, куда и от кого.

Эстафета по разгадыванию значения косинуса икс перешла к Дашке Морозовой, кто-то шепнул: «инициатива наказуема». Тетюхин забрал дневник с двойкой.