Ни бог, ни царь и не герой

А время шло. День ото дня становилось все теплее и теплее, весна входила в свои права. Лед на Лене вот-вот должен был тронуться. Из Качуги телеграф сообщал, что там он уже пошел.

В Сибири реки вскрываются не так, как в Центральной России, где большинство их течет на юг и где ледоход начинается с устья. В Сибири почти все реки текут на север, поэтому весна захватывает сначала верховья. В нижнем течении русло еще сковано льдом, а наверху его броня уже разорвана теплом и со страшной силой напирает вниз. Река вздувается и ломает лед на своем пути. Русло загромождают торосы. Вода поднимается все выше, заливая берега, заваливая их льдинами, подвигая еще не тронутые таянием глыбы на целые километры. Стоит пушечный гул, берега дрожат словно при землетрясении.

Этот страшный грохот и разбудил меня однажды ночью. Я вскочил, выбежал на крутой высокий ленский берег, смотрели не мог насмотреться на великолепную, могучую стихию, на ее безграничную силу. Река швыряла тысячепудовые льдины, словно пушинки, на берега, наваливала ледяные глыбы друг на друга, очищая, освобождая себе путь. А я что-то пел, кричал, вне себя от восторга — вот так когда-нибудь освободится и народ от сковывающей его силы отвратительной деспотии…

Меня охватило страстное нетерпение — скорее, скорее!.. Я потихоньку сложил на сеновале все свои припасы, сказал всем, что мне нездоровится, и почти перестал появляться на людях. Я был так возбужден, что не мог ни есть, ни пить. Скорей бы пароход!

И вот в одно утро со стороны Тирской косы, что верстах в трех ниже Маркова, донесся низкий гудок парохода. Степан уже несколько дней охотился в тайге. Я схватил все приготовленное и бросился к товарищам:

— Отвезите меня на пароход! Хочу побывать в Усть-Куте.

Мы поспешили к лодкам.

На берег высыпало множество людей — кому же не хочется встретить вестника весны!

Пароход должен был пристать около почты, на противоположной стороне реки. Но почему-то он шел по середине Лены, не сворачивая к берегу.

— Видно, не пристанет, — сказал кто-то из старожилов. — Пройдет вверх без остановки.

Неужели не повезло?!

— А может, они с лодки подберут пассажира?

— Бывает, подбирают. Садись, паря, в лодку и подплывай.

Капитан согласился принять меня на борт. На пароходе оказались знакомые парни из Маркова, кочегары и матросы. Они зазвали меня к себе, интересовались, куда я собрался. Я отвечал:

— В гости, в Усть-Кут.

Один из кочегаров, недавно вернувшийся солдат, не очень поверил моим россказням. Улучив момент, когда мы как-то остались одни, он вдруг прямо выпалил:

— Так, дружище, не убежишь.

У меня душа ушла в пятки. «Ну, думаю, — попался. В лучшем случае каталажкой на месяц обеспечен!»

Но я счастливо ошибся: парень оказался свой. Он посоветовал мне сойти, не доезжая Усть-Кута.

Верст за пять до Усть-Кута пароход причалил грузить дрова.

— Идем с нами на берег, — шепнул мне кочегар. — Отсюда шагай тайгой. Обойди город: там полно жандармов. Не бойсь, я не выдам…

Я поблагодарил его и тронулся в путь. На сердце было радостно: начало было хорошим. Меня охватило привычное напряжение жизни в подполье.

Сошел я с парохода ранним утром. Стоял густой туман. Это было и хорошо — укрывает от лишних глаз, и плохо — я скоро весь промок.

Перед вечером глубоко обошел Усть-Кут, забрался в глубь тайги, подальше от дороги развел костер, обогрелся, обсушился и немного соснул. С первыми проблесками зари — снова в путь.

Оживающая под лучами весеннего солнца природа вселяла бодрость. Перекликались птицы, перелетая с ветки на ветку, журчали какие-то невидимые ручейки, прямо из-под ног выскакивали зверюшки, изредка попадались сайга и козули. Со всеми этими жителями девственной тайги мне было спокойно и привольно. Только бы не попался на пути человек! Чтобы избежать опасных встреч, приходилось забираться как можно дальше в тайгу, где не было ни дорог, ни даже троп. За первые пять дней поэтому продвинулся очень мало. К тому же я все еще нащупывал: когда лучше идти — днем или ночью.

Чтобы не потерять счет времени, каждые сутки клал в карман прутик.

Тайга, тайга, тайга… Бездорожье или тропа, а то — трясина, кочки… Я измучился от лесной жары и духоты.

Потом на целую неделю зарядил дождь. Недели, недели, недели с горы на гору — и никаких признаков человеческого жилья. И, хотя мне оно не нужно и даже враждебно, все как-то легче на душе, когда знаешь, что люди рядом… Больше месяца я шел тайгой, не слыша человеческого голоса. Далеко ли я от Лены?

Влез на высокое дерево. Река виднелась далеко-далеко влево. Значит, я слишком отклонился.

Однажды ранним утром я услышал с реки гудок — первый с тех пор, как я покинул пароход. Он словно влил в меня новые силы, напомнил, что рядом человеческий мир.

Еще день пути… Ночь… Утром совсем близко проревел гудок. К полудню я достиг берега Лены и верстах в трех на другом берегу увидел село. Подсчитал прутики — мой путь продолжался уже пятьдесят суток…

Два дня спустя вплавь переправился через Лену. Рискнул и окликнул людей на проплывавшем вниз самоходом плоту:

— Э-эй! Далеко ли до Верхоленска?