Ни бог, ни царь и не герой

На этот раз сопровождать меня отрядили особенно большой конвой — чуть не взвод конных стражников, кучу пеших полицейских. Этот «почетный эскорт» и доставил меня в столь хорошо уже знакомый участок.

Здесь необходимо подробнее описать этот дом.

Как и многие здания в Златоусте, расположенном в неширокой долине меж гор, он был наполовину «вкопан» в склон горы, которая «съедала» с тыловой стороны его первый этаж. Парадный подъезд канцелярии выходил на улицу, другой вход был со двора. Оба они вели в прихожую. За прихожей следовала проходная комната — канцелярия — и затем кабинет пристава. Таким образом, прихожая, канцелярия и кабинет составляли небольшую анфиладу.

Доставивший меня конный конвой и большая часть пешего расположились во дворе участка, несколько городовых остались у парадного крыльца. Меня ввели в прихожую. Двери в канцелярию и кабинет были распахнуты, и мне из прихожей был виден уже знакомый стол у окна, а за столом три человека.

— Клади свое барахло и иди к их благородию, — полицейский указал на дверь кабинета.

Я пошел. В канцелярии почему-то никого не было. За столом в кабинете сидели сам пристав, уездный исправник и еще кто-то. Я заметил, что перед исправником на столе лежит браунинг, а перед приставом — «смит-вессон».

И тут меня осенила шальная мысль: схвачу браунинг, выстрелю и выскочу в окно.

Все мои мышцы напружинились.

Вот мне уже три шага до стола… Один шаг…

Но, видимо, за мной внимательно следили, или выражение лица выдало, что я что-то замышляю, только исправник торопливо схватил браунинг и вскочил.

— Что это ты, братец, так близко подходишь? — исправник посмотрел на меня испытующе и вдруг улыбнулся. — Или секрет у тебя ко мне?

— Нет, ваше благородие, какие у нас с вами могут быть секреты, — ответил я и неожиданно для самого себя, словно очертя голову в омут кинулся, добавил: — Просто хотел с вашим револьвером в окно скакнуть! — И тут же пожалел: «Зачем это я?!»

Против ожидания, исправник, пристав и третий чиновник переглянулись и громко расхохотались.

— Ишь ты какой!.. — протянул исправник. — А ну-ка, иди в таком случае обратно в прихожую. Обожди, пока позовем.

Я молча повернулся и, притворив дверь, вернулся в прихожую.

К моему удивлению, городового там уже не оказалось. Новая сумасшедшая мысль мелькнула в голове.

Я взял фуражку, сунул в карман хлеб и тихо вышел в сени. Чуть приоткрыл дверь во двор — он был полон пеших и конных полицейских. Туда невозможно. Я повернул на парадный подъезд.

На перилах крыльца сидит городовой. Другой, как маятник, ходит по панели. Была не была, попробую! План мой так невероятен, что полицейские себе не поверят, даже если сообразят, что передними арестант.

Я смерил глазами расстояние — до какого переулка ближе, заложил руки за спину и спокойно, медленно стал спускаться по ступенькам. Главное — уверенность и спокойствие…

Не торопясь, не глядя по сторонам, миновал полицейского на крыльце. Прошел мимо другого. Изо всех сил заставляю себя идти тихо, не сорваться на бег. До облюбованного переулка совсем немного… Вполоборота взглянул назад: городовые все так же невозмутимы — один сидит, другой марширует.

Вот и переулок.

Свернул за угол и рванул вперед, словно отпущенная пружина. Дома прямо-таки мелькали по сторонам. До сих пор я уверен: хронометражисты зарегистрировали бы тогда мировой рекорд по бегу.

Вскоре я был у товарища по боевой дружине, Огаркова, который жил неподалеку. Дома у него были одни женщины. Они ужасно перепугались. Старуха расплакалась, а молодые как-то бестолково заметались по комнате, стали рыться в сундуках и в конце концов сунули мне какой-то старенький серый пиджак вместо моего черного и шляпу вместо картуза. Кое-как я переменил таким образом личину. Оставаться здесь было невозможно — с минуты на минуту могла нагрянуть погоня.

— Вы уж огородами идите, — попросила одна из женщин. — Как бы не заметили, что вы у нас были…

Хорошенькая просьба: ведь если меня увидят пробирающимся по задам и огородам, прячущимся — я погиб. Наоборот, надо идти только улицами, спокойно и уверенно.

Выйдя от Огарковых, я миновал винокуренный завод. Отсюда мой путь лежал на гору, а с нее к реке Ай. На берегу реки было наше подпольное зимовье, в котором мы прятали нелегальную типографию. Там почти всегда находился кто-нибудь из партийцев: печатал прокламации или отдыхал. Доберусь туда — спасен!

Вот и гора. По обеим сторонам дороги тянулся плотный молодой кустарник. Дорога словно с трудом пробивалась сквозь эти густые, цепкие заросли.

На половине склона поперек дороги журчит, стекая вниз, к речке, звенящий ручей. Через него переброшен мостик.