Ни бог, ни царь и не герой

Наша явочная квартира на Казанской улице, между Пушкинской и Успенской, имела очень удачную «крышу»[1], она была «загримирована» под небольшую портновскую мастерскую. Ведь в мастерскую можно прийти кому угодно и когда угодно, это не вызовет никаких подозрений. «Хозяйкой» там числилась Стеша Токарева, «мастерицами» работали члены нашей боевой дружины сестры Тарасовы — Люба и Катя, иногда и Вера.

«Мастерская» находилась во дворе, во внутреннем флигеле, как раз напротив ворот. У нас было условлено так: если у крыльца флигеля стоит ведро — входить в «мастерскую» нельзя, если ведра нет — все в порядке. С какой стороны улицы ни подойдешь к воротам, всегда хорошо видно крыльцо нашей конспиративной квартиры.

По дороге я завернул в кондитерскую и купил три французских булочки. Приказчица положила мне их в какой-то яркий пакетик и перевязала цветной ленточкой.

Дохожу до знакомых ворот, вижу — ведра у крыльца нет. Значит, все спокойно, можно входить.

Минуя сенцы, распахиваю дверь и… превращаюсь в соляной столб. В комнате полно полиции. Обыск!

Все уставились на меня. Городовые — знакомые все лица! — оцепенели: видно, не позабыли, как боевики ведут себя в таких переделках.

Наши девушки тоже стоят бледные как полотно; после они признавались: боялись, что я тотчас открою стрельбу. Вскипает злость: «Какого черта не выставили ведро?!»

Молнией мысль: «Что делать?! Сразу уйти — поймут, что бегство». А с фараонами как со злыми собаками: бежать от них нельзя — покусают.

Спокойно обращаюсь к «хозяйке»:

— Здравствуйте, мадам. — К тому времени я уже вполне овладел «политесом». — Вы обещали мой заказ приготовить к пяти часам.

Стеша успела уже прийти в себя, тоже спокойно отвечает:

— Извините, сударь. Видите, у нас гости, — она кивнула на пристава Бамбурова. — Прошу вас, зайдите завтра утром.

— Хорошо, — говорю. — До свидания. — Поворачиваюсь как ни в чем не бывало и не торопясь шагаю к выходу, а сам так стиснул в кармане рукоятку револьвера, что потом три дня пальцы болели.

Спиной аж до мурашек ощущаю окаменевшие взгляды полицейских. А вдруг бабахнут прямо в затылок?!.

Нет, не посмели.

Прохожу ворота. Вижу, стоят шпик и городовой. Остановят?.. Нет, пропустили! Но осторожно пошли следом.

Голова работает четко. Куда идти? К центру, где полно народу? Но там и полицейских постов более чем достаточно, вместе с оравой «чистой» публики им легко будет меня задержать. Решаю: иду до Пушкинской улицы, по ней к заводу Бернштейна, а оттуда в большой рабочий поселок на берегу Белой и скроюсь среди рабочих.

Покосился назад. На почтительном расстоянии за мной движется уже солидная кучка преследователей.

Я ступаю вразвалочку, не подаю виду, что замечаю их. Сворачиваю на Пушкинскую. На улице много народу: идут с работы и на работу. Вот уже миновал целый квартал, дошел до завода. Скоро, знаю, начнутся овраги, и тогда — ищи ветра в поле!

Полицейских набралась целая толпа. Слышу, начинают заливаться их свистки. Приближаются.

Что за дьявол, почему мне не удается затеряться среди массы так же, как я, одетых людей? Чуть не хлопаю себя по лбу: «Вот дурак! Цветной пакет! Ленточка! У меня же особая примета, словно маяк для фараонов!»

Кажется, дело швах! Придется отстреливаться.

Поворачиваюсь и со злостью со всего размаха швыряю злополучные булки в преследователей. И неожиданный эффект!

— Ложись! — диким голосом завопил кто-то из полицейских. — Бомба!..

Все городовые мигом растянулись на панели, стараясь втиснуть головы в асфальт.

Попадали ничком и прохожие.

Вот так да!..

Ну, теперь только не терять ни секунды! Я развиваю бешеную скорость, и через четверть часа полиция мне уже не страшна: я надежно затерялся в рабочем поселке. Там было много наших товарищей-партийцев, в том числе Илюша Кокарев. Вечером вместе с ним мы добрались до другой надежной квартиры, к Васе Мясникову.

Немного позже к Васе явился Костя Мячин.

Я в лицах изобразил всю историю: сюрприз в «мастерской» у Стеши и мою «схватку» с полицией. В маленькой комнатушке Васи долго стоял оглушительный молодой хохот.

— Везет тебе! — обессилев от смеха и распластавшись на койке, проговорил Илья. — Булки, конечно, здорово тебе подсобили. Как говорится, «хлеб наш насущный даждь нам днесь». Но спасли-то тебя все-таки не они!

— А что же?

— Репутация твоя. Уж очень про тебя в полиции ходит худая слава. Знают: тебе ничего не стоит начать стрельбу или швырнуть в городовых бомбу.

— Вот-вот! — поддержал Мячин. — Ведь я случайно шел по Пушкинской, когда ты булки бросил. Тоже не хуже фараонов об землю брякнулся. Лежу, а сам думаю: «Вот сорвиголова! Своих и то не жалеет!»

— Я же тебя не видел!

— А если бы видел?

— Так это же не бомба была все-таки…

— А если бы бомба?

— Да брось! Ты лучше расскажи, что дальше было.