Нестандарт. Забытые эксперименты в советской культуре

Действие переключается на трудолюбивого Петра, погруженного в работу. Третий акт открывается сплетением хоров строительных артелей – лесорубов, землекопов, перевозчиков, – в то время как первый фрегат тащат из леса. Жена плотника Марфа готовит для голодных рабочих суп из собранных в лесу диких овощей (Кржижановский любит описание еды): в сольном номере она перечисляет достоинства каждого попадающего в кастрюлю ингредиента[262]. Внезапно появляется курьер: «Бросать всем ложки! Становися в лямки!»[263] Шведы пошли в атаку.

Действие четвертого акта происходит семь лет спустя[264]. Оркестру поручено исполнить «Симфоническую картину Битвы при Гангуте»[265], состоявшейся 7 августа 1714 года и ставшей переломным моментом в Великой северной войне. В этой битве плохо вооруженная и неповоротливая шведская флотилия потерпела первое поражение от легких, мобильных деревянных фрегатов новорожденного русского флота. После сражения море успокаивается и сверкает звездами. Лирическая атмосфера, посредством музыки окутывающая победу и достигающая своей кульминации в полном согласии с природой, сохраняется до конца либретто. Одна из его задач – завершение темы соревнующихся металлов, Божьих колоколов против пушек Петра. Двор царя расположился в Гангуте, вместе с его долей взятых в плен угрюмых шведов. Смурнов давно женат на Аннушке. В честь Петра поднимаются кубки и произносятся тосты. Тут Аннушка внезапно видит в окно своего пожилого отца, псковского звонаря Нила, который направляется к дворцу. Ради его безопасности она с мужем и друзьями хочет спрятать отца, но Петр просит его войти. Псков хочет провозгласить победу, сообщает Нил царю. «Отдай, что взял: колокола. / Умел звон в громы перелить, / Умей гром в звоны обратить»[266].

Петр грустно и мудро смотрит на Нила. «Хитер, нет слов, ваш мал-град Псков. Да враг он все же хитрей. И злей. Колокола, что в пушках ныне служат, еще не кончили урока, не отслужили срока»[267]. Петр больше огорчен, чем зол. Он пытается убедить старика: ты дошел до меня малыми тропками-стежками. Но я твой царь, и я должен идти по большой дороге. Когда я не могу заснуть по ночам, я думаю: «О, Русь, сколь ты просторна и тесна, как ты богата и бедна. …Когда-нибудь, когда мы станем побогаче, моря друг к другу в гости потекут… Не иначе. А нынче посуху корабль тащи…»[268] Помрачневший Нил уходит. Хор затягивает солдатскую песню, кубки еще раз поднимают в честь побед Петра. Дело сделано: пушки заменили колокола. И так должно оставаться неопределенное время, потому что даже победа под Полтавой не положила конец противостоянию России и Швеции. Еще семь лет потребуется, чтобы российская военная сила стала несокрушимой на Европейском Севере. Зритель в зале или читатель либретто уже готов к распеву «Слава!» в исполнении патриотического хора. Затем Кржижановский вводит потрясающую вариацию без слов на эту тему. Должно ли Новое полностью избавиться от Старого и отвергнуть его?

Две строчки ремарки, как раз перед закрытием занавеса, наводят на мысль, что Церковная Русь все же не должна быть полностью отвергнута. Можно превозносить Петра как решительного, дальновидного царя-объединителя и одновременно праздновать частичную реабилитацию церкви после 1941 года. Русский адмирал Апраксин поет (с поддержкой хора): «Пью за топор в руке Петра я, / За ум преострый как пила, – / В веках прославит Русь святая / Петрово имя и дела». Россия остается Святой. И после этого припева следует ремарка: «Чаши в руках гостей встречаются со звоном, похожим на звуковую модель колокольного». ЗАНАВЕС.

Из светского, мирского тоста возникает звучный колокольный звон. Как Петр открывает пьесу видимой моделью фрегата «Победа», который он окрестил, так его гости закрывают пьесу «звуковой моделью» колоколов, призванных служить стране на том же корабле. Как в своей священной, так и светской роли, металл необходим для защиты России. Достижением Петра в этом либретто стало то, что преобразование духовности России в воинственность не потребовала уничтожения одного ради другого. В этот завершающий момент, при поддержке оркестра, эффект удара кубка о кубок на суетном царском дворе может разрастись до грандиозного гремящего колокольного отзвука, вдохновляющего придворных Петра и зрителей оперного зала.