Читаем Нестандарт. Забытые эксперименты в советской культуре полностью

Конечно, в мемуарах самой Пилихиной нет ни одного намека на сексизм или мизогинию советской киноиндустрии. И так же, как и у Шепитько, – ни одного имени студентки, учившейся в тот же период во ВГИКе, или преподавательницы, которая могла бы в это время там работать (например, Пилихина не разу не вспоминает Тамару Лобову, на чьем курсе она училась[509]). Голдовская вспоминает: «Готовил операторов только ВГИК. Женщин среди операторов было наперечет: кроме Савельевой и Рейзман – Маргарита Михайловна Пилихина, благословившая меня на эту стезю, Антонина Ивановна Эгина, работавшая на “Мосфильме”, почти всегда вторым оператором. Вот, кажется, и всë. Во ВГИК, на операторский, женщин почти не принимали, хотя одним из ведущих педагогов была Тамара Григорьевна Лобова, оператор и жена главы операторского факультета Анатолия Дмитриевича Головни»[510]. Пилихина нигде не упоминает своих соратниц, а также не привлекает внимания к тому факту, что на протяжении своей успешной карьеры она ни разу не сотрудничала с женщиной-режиссером. Атмосфера, которую она описывает, пропитана духом товарищества и творческого сотрудничества с самыми именитыми советскими режиссерами (мужчинами) 1950–1970‐х.

Пилихина начинает свое повествование с первого занятия с ее вгиковским преподавателем Марком Магидсоном (одним из «киноков» Вертова): тот продемонстрировал, как менять композицию кадра, двигая рамку и смещая тем самым акцент с одной детали на другую, устанавливая новые отношения между объектами в кадре. В то время Магидсон работал с Сергеем Юткевичем над фильмом «Здравствуй, Москва!» и пригласил своих первокурсников на съемочную площадку, чтобы они своими глазами увидели творческий процесс в действии. В одном из немногих случаев, когда она делает четкую ссылку на свой пол, Пилихина вспоминает, какое впечатление произвело на нее наблюдение за двумя этими мужчинами, поглощенными работой: «Я была самой младшей в группе и, попав впервые на съемку, глядя на то, как работают в павильоне два истинных мастера – Юткевич и Магидсон, – оробела. Как мне, девчонке, освоить этот сложный, многообразный, масштабный процесс чисто мужской операторской профессии, думала я, глядя, как Магидсон по-разному ставит свет, переходя от общих планов декорации к съемке актера»[511]. Тогда же она поняла: «Мне придется собрать все силы, чтобы постичь рубежи настоящего профессионализма, искусству же этому потребуется отдать всю жизнь»[512]. Пилихина пишет, что у Магидсона она научилась «видеть главный смысл каждого снимаемого кадра» и заразилась от него желанием совершенствоваться в своем мастерстве: «Со мной осталось также его постоянное стремление идти вперед, не повторяться, не цитировать себя в каждой новой картине»[513].

На втором курсе Пилихину прикрепили к группе Михаила Роома, который на тот момент снимал с оператором Борисом Волчеком «Русский вопрос». У нее появилась возможность ежедневно отсматривать текущий материал и наблюдать, как фильм переносится со съемочной площадки на экран: «Это было серьезным шагом к овладению профессией и умению еще на съемке думать об экране как о куске полотна, который отдает твой труд на суд зрителю»[514]. Она также отмечает, какое неизгладимое впечатление на нее, «девчонку, делавшую первые шаги», оказали Сергей Урусевский и его подвижная камера в картине «Сельская учительница». Ее дипломным проектом стала съемка фильма Юрия Вышинского об освобождении Праги. Фильм они полностью снимали в Москве, полагаясь на крупные планы объектов, чтобы отразить разницу как по времени, так и по местоположению. Для Пилихиной это стало первой пробой авторского стиля, который был принят комиссией не вполне благосклонно: «Моя дипломная работа не прошла гладко, она вызвала споры – не всех педагогов удовлетворял ее образный строй, и тут я снова с благодарностью возвращаюсь к памяти моего первого учителя Марка Магидсона. Он принял операторский почерк, едва намечавшийся в моей дипломной работе»[515].

Закончив ВГИК в 1950 году, Пилихина пошла работать ассистенткой к Гавриилу Егиазарову на Студии им. Горького. В мемуарах она отмечает, в частности, его «установку света и световые решения», которыми сама вскоре прославится. Пилихина также ассистирует Владимиру Рапопорту, известному своим поэтическим стилем; эпитет «поэтический» зачастую применим и к ее собственной манере 1950–1960‐х. Оба мастера позволили Пилихиной разработать свой уникальный почерк, что послужило новым этапом в ее кинообразовании и, как она сама выражается, в длительном процессе обучения «видению»: «Именно рядом с ними началась моя самостоятельная операторская жизнь и пришло понимание процесса, в котором литературный материал средствами кинематографа воплощается в живые образы… Подле опытных и талантливых мастеров ко мне пришло свое собственное, операторское видение…»[516]

Перейти на страницу:

Все книги серии Научная библиотека

Классик без ретуши
Классик без ретуши

В книге впервые в таком объеме собраны критические отзывы о творчестве В.В. Набокова (1899–1977), объективно представляющие особенности эстетической рецепции творчества писателя на всем протяжении его жизненного пути: сначала в литературных кругах русского зарубежья, затем — в западном литературном мире.Именно этими отзывами (как положительными, так и ядовито-негативными) сопровождали первые публикации произведений Набокова его современники, критики и писатели. Среди них — такие яркие литературные фигуры, как Г. Адамович, Ю. Айхенвальд, П. Бицилли, В. Вейдле, М. Осоргин, Г. Струве, В. Ходасевич, П. Акройд, Дж. Апдайк, Э. Бёрджесс, С. Лем, Дж.К. Оутс, А. Роб-Грийе, Ж.-П. Сартр, Э. Уилсон и др.Уникальность собранного фактического материала (зачастую малодоступного даже для специалистов) превращает сборник статей и рецензий (а также эссе, пародий, фрагментов писем) в необходимейшее пособие для более глубокого постижения набоковского феномена, в своеобразную хрестоматию, представляющую историю мировой критики на протяжении полувека, показывающую литературные нравы, эстетические пристрастия и вкусы целой эпохи.

Владимир Владимирович Набоков , Николай Георгиевич Мельников , Олег Анатольевич Коростелёв

Критика
Феноменология текста: Игра и репрессия
Феноменология текста: Игра и репрессия

В книге делается попытка подвергнуть существенному переосмыслению растиражированные в литературоведении канонические представления о творчестве видных английских и американских писателей, таких, как О. Уайльд, В. Вулф, Т. С. Элиот, Т. Фишер, Э. Хемингуэй, Г. Миллер, Дж. Д. Сэлинджер, Дж. Чивер, Дж. Апдайк и др. Предложенное прочтение их текстов как уклоняющихся от однозначной интерпретации дает возможность читателю открыть незамеченные прежде исследовательской мыслью новые векторы литературной истории XX века. И здесь особое внимание уделяется проблемам борьбы с литературной формой как с видом репрессии, критической стратегии текста, воссоздания в тексте движения бестелесной энергии и взаимоотношения человека с окружающими его вещами.

Андрей Алексеевич Аствацатуров

Культурология / Образование и наука

Похожие книги

Эра Меркурия
Эра Меркурия

«Современная эра - еврейская эра, а двадцатый век - еврейский век», утверждает автор. Книга известного историка, профессора Калифорнийского университета в Беркли Юрия Слёзкина объясняет причины поразительного успеха и уникальной уязвимости евреев в современном мире; рассматривает марксизм и фрейдизм как попытки решения еврейского вопроса; анализирует превращение геноцида евреев во всемирный символ абсолютного зла; прослеживает историю еврейской революции в недрах революции русской и описывает три паломничества, последовавших за распадом российской черты оседлости и олицетворяющих три пути развития современного общества: в Соединенные Штаты, оплот бескомпромиссного либерализма; в Палестину, Землю Обетованную радикального национализма; в города СССР, свободные и от либерализма, и от племенной исключительности. Значительная часть книги посвящена советскому выбору - выбору, который начался с наибольшего успеха и обернулся наибольшим разочарованием.Эксцентричная книга, которая приводит в восхищение и порой в сладостную ярость... Почти на каждой странице — поразительные факты и интерпретации... Книга Слёзкина — одна из самых оригинальных и интеллектуально провоцирующих книг о еврейской культуре за многие годы.Publishers WeeklyНайти бесстрашную, оригинальную, крупномасштабную историческую работу в наш век узкой специализации - не просто замечательное событие. Это почти сенсация. Именно такова книга профессора Калифорнийского университета в Беркли Юрия Слёзкина...Los Angeles TimesВажная, провоцирующая и блестящая книга... Она поражает невероятной эрудицией, литературным изяществом и, самое главное, большими идеями.The Jewish Journal (Los Angeles)

Юрий Львович Слёзкин

Культурология