Несколько карт из цыганской колоды

В самом деле, подспудно ведь каждый думает о какой-то другой жизни, даже когда ему очень хорошо. Человеку свойственно идеализировать и пространство, и время. Вот «там-то» живут же люди: ни войн, ни преступности, и зарплаты, говорят – о-го-го, а налогов, почти вовсе нету… Хотя, насчет последнего – это вряд ли, врут, скорее всего. Или, скажем: «Вот раньше были врачи! Не то что теперь… Раньше они лечить умели, понимали суть происходящего, а теперь кроме антибиотиков и знать ничего не знают…» Так в общем, каждый, где-то внутри себя идеализирует все, что находится вне его поля зрения, и потому у соседа почти всегда все хорошо и просто, и вообще: мне бы его заботы…

А между тем, если разобраться, мир построен так, что не то что царства божия на земле, но даже какого-то абсолютного бытия, или, ладно, еще проще: даже стабильно приятного существования в отдельно взятой квартире, попросту не существует и существовать не может. Каждый предмет, существо или явление уже с первых наносекунд зачатия поражены ростками смерти! И это касается не только живого. Все, за что бы ты не брался, каким бы лучезарным и интересным твое дело ни казалось, изначально отягощено упадком и смертью. И эти ростки прорастают, развиваются все больше и больше, и уже скоро оборачиваются чем-то таким, что непрерывно мучает, ввергает в сомнения, устрашает последствиями, но, впрочем, и заставляет двигаться, шевелиться. Жизненное движение – это, по сути, и есть бег от смерти, точнее, от страха, что она настигнет и растопчет. Склонность человека к идеализации будущего или прошлого, мечты о дальних странствиях, это своего рода бегство от настоящего, попытка освободиться, обмануть, зайти «с черного хода», или же просто хоть немного отдохнуть. Да…– думал Виктор Васильевич, – Выходит, что даже жизнь дорожного булыжника точно также отягощена смертью как и жизнь мотылька-однодневки…разница лишь в скорости их бегства от смерти, которую замечает лишь смертный…

Брак с Анютой, видимо, стал пахнуть чем-то мертвым еще в самом начале. Ведь они с ней такие разные. Не то, чтобы кто-то был лучше, а кто-то хуже, но просто интересы были различными настолько, что между ними никак не могло завязаться никакого общего дела. Пусть это было бы, ну хоть что-то: скажем, походы в горы, фанатом которых был Виктор Васильевич, или же что-нибудь еще, пусть просто для души – бог с ней с наукой, не в ней дело вообще. Общее дело является иммунитетом отношений, их ангелом-хранителем. Если же дела нет, то ростки смерти развиваются стремительно и беспощадно.

Что и говорить, их отношения завязались на фоне большой страсти. Это – совсем неплохое начало, но это всего лишь – воспламенитель жизни, и не более. Строить дальнейшие отношения лишь на страсти также глупо, как пытаться ехать в машине лишь за счет стартера и батареи. И лишь общее дело, интересы соединяют людей по-настоящему, дают возможность идти вместе вперед без усталости сколь угодно долго и всего лишь потому, что люди не ждут друг от друга чего-то грандиозного, поражающего воображение. Они довольствуются такими простыми вещами, как, например, то, что им интересно сидеть у огня и разговаривать друг с другом… Нет, конечно, смерть все равно рано или поздно одолеет кого-нибудь. Более того, может умереть и само дело, но, все это обычно происходит совсем не так скоро, как увядает страсть…

– Да, но что же теперь? – думал Виктор Васильевич, – Что теперь… что теперь… Скорые похороны нынешнего бытия- это понятно, а затем надо на что-то решаться…

                  ** ** **

Утренний холод, пропитанный серым осенним туманом легко забирался под куртку, и даже толстый свитер от этого почти что не спасал. Лев Николаевич, поеживаясь и переступая с ноги на ногу, ждал на берегу, пока Матвей – здешний егерь и, по совместительству, паромщик – наладит мотор и можно будет двинуться вверх по реке к заветному Антипову плесу, перед которым был широкий и очень глубокий омут- обиталище огромных, словно бревна, тайменей.

Лев Николаевич сдружился с Матвеем лет пятнадцать назад, когда будучи начальником геологической партии, со своими ребятами искал в здешних отрогах молибден. Собственно говоря, знакомство произошло на пароме со странным для Сибири именем «Турмас». Название это было очевидно придумано самим «капитаном», и выполнено зеленой краской, наверняка позаимствованной в близлежащей воинской части. На вопросы относительно названия Матвей отвечал странно и всякий раз по-разному: то говорил, что, дескать, был у него хряк с таким именем, да цыгане украли… Откуда в здешних краях цыгане, Лев Николаевич так ответа и не получил… А то, он вдруг изрекал, что это зашифрованный лозунг "турбины – в массы", мол, призыв такой за электрификацию всей страны.