– Да ничего. Добрался до ближайшего леспромхоза, представился начальником геологической партии. Вел себя нагло, документов они не спросили. Дали мне лошадь и два человека в помощь. Так лето и промышляли. Поставили зимовье, лабазы, мяса заготовили. Я их отпустил потом, да и сам в деревню вернулся, только в другую. В пятидесяти верстах оттуда. По моим понятиям, искать меня уже перестали: зимой одному не выжить. В общем, и там сказал, что геолог, что жду к весне основную партию. Поверили. А сам стал им помогать с ремонтами техники, ну…сам понимаешь: работы и зимой хватает. И вот как-то раз просит меня председатель, мол, езжай в район, запчасти получить надо. Ну, а мне что? Поеду, конечно. И что ты думаешь? Уже у самого райцентра едет нам навстречу полуторка. Внутри опер, вроде капитан, а в кузове два бойца с винтами… К нам в поселок, значит… Ну, по всему получается, что за мной… Больше не за кем ведь… А дорога та только к нам в леспромхоз и вела… В общем, пока водила в моторе ковырялся, я на автовокзал… сработал там лапатник… денег-то не было ни копейки… ага, научился на зоне-то… и в первый попавшийся автобус прыгнул… Потом вот сюда прибился. Верно, я не работал в облснабе. Я меньше двадцати лет как здесь осел.
– А что это за история с дедом-кулаком?
– Да так… в лагере услышал от одного доходяги. Он про себя мне тогда почти все рассказал: любил поболтать. И его-то Матвеем и звали. Из старообрядцев он был вроде бы… Через полгода помер от чахотки.
– А «Турмас» откуда взялся?
– Ну, ты правильно все понял, я до посадки филологом был. Доцентом в ЛГУ. Специализация – античная литература…
– Надо же…– почесал затылок Лев Николаевич, – а загудел-то за что?
– Как это? А за что все? Скажешь тоже… Сам что ли за дело мотал?
– И то правда… Хм…– встрепенулся Лев Николаевич, – что значит…сам мотал?…
– Ай, тоже мне – мировая проблема! Во первых – татуировки. В карцере ты вот вижу хорошо посидел… – Матвей прутиком указал на синие пять точек у основания большого Левиного пальца, образующие "доминошную" пятерку.
– Во-вторых, если какая неожиданность, у тебя рука сразу к сапогу: р-р-аз…– Матвей изобразил рывок к сапогу, – За нож, значит, до сих пор хватаешься. Так что, ты мне лучше скажи, кто ты таков?– Матвей сделал сильное ударение на «ты».
Лев Николаевич опешил.
– Ну, что смотришь? Ты ведь тоже, такой же Лева, как я Матвей. Или не так?
– С чего ты взял?
– Только давай без этих волчьих понтов с ножом и прочим. Ты же в прошлом интеллигентный человек был, судя по рукам. Как и я. Я сразу это понял, еще тогда, как ты пятнадцать лет назад появился. Ну какой геолог в альпинистских вибрамах в тайгу приедет? Ты бы еще кеды напялил. А костер как разжигал, помнишь? Газетку все припасал… Да и в породах ты понимал, скажем так, даже меньше меня. Что за пацаны тогда с тобой были – я так и не понял. Те вроде правильные, а ты вот… Но то не мое дело, если разобраться…
– Да, сказал Лев Николаевич… надо же…
– Что?
– Да нет… говорят, что даже великие шпионы прокалывались именно на таких мелочах, как ты заприметил…
– Так ты шпион, что ли? – Матвей отшатнулся назад в недоумении.
– Ну ты даешь, в самом деле! – возмутился Лев Николаевич. – Какой еще, на хер, шпион?! Случай мне просто удачный подвернулся. Я вроде как помер для всех. А поскольку к тому моменту ни друзей ни близких у меня уже не оставалось, то и горя никому большого не было…
– Объясни, – потребовал Матвей.
Лев Николаевич опустил голову на ладони. Он вспомнил, как пытался перековать себя, с тем, чтобы умерло, исчезло прежнее «я», чтобы новая жизнь сама ворвалась и захватила его.
** ** **
Вот, скажем, одежда, – думал он, – С нее, пожалуй и начнем, поскольку это проще всего.
Отворив шкаф, он долго рылся в запыленных чемоданах, уже почти позабытых свидетелях прежней жизни, а затем выволок один из них – клетчатый, перепоясанный ремнями поперек. Под ремнями виднелись незапыленные полосы: доставали этот чемодан в последний раз, кажется лет семь тому назад, когда еще жизнь фонтанировала, и им с Анютой удалось даже разок съездить к морю…
Звонко клацнув застежками, крышка отвалилась, и внутри обнаружились шорты и футболки, которые Виктор Васильевич никогда не носил. Разве что в ту далекую бытность, когда он пробовал играть в теннис. Однако ему всегда казалось, что если только он выйдет в этом одеянии на улицу, так тотчас же на него обрушится всеобщее людское внимание, которое сомнет и превратит его в жалкую лепешку.
– Нет, так не пойдет. Если я стесняюсь и чувствую себя неловко – это прежний я, а не новый. Это ничего не даст.