Читаем Не жалею, не зову, не плачу... полностью

«А как твоя любовь, вместе учитесь?» Может быть, она хотела услышать, что я другую люблю и тоже очень. Спокойно спросила. И я ответил спокойно: «Любовь моя осталась во Фрунзе». — «Она мне написала, глаза раскрыла. Вы поженились?» — «Нет». — «А в общем… — У нее заблестели глаза. Кажется, кончилась ее выдержка. — Все сломалось у нас раньше. Еще тогда, в сорок пятом. Мы с тобой, Ванча, дети своей страны». — «Лиля, ты умница. Как всегда».

Не отбросишь старое, держит цепью кованой, может, вместе стали бы, да мешает новое… Она спросила, увлекся ли я медициной, ведь раньше не мечтал о ней. «Я тебе не признался, почему меня отчислили». — «Знаю, мне твоя мама сказала».

Да, я не мечтал о медицине, но и не хотел оставаться больным. На третьем курсе у меня поубавилось веры в научное открытие, тайна оставалась за семью печатями, а я вместо психиатрии писал и писал стихи. И книги читал отнюдь не медицинские. Я не искал панацею, возможно, потому, что для себя лично нашел ее. Да-да, нашел. Я висел на подножках трамвая, ходил в горы и стоял над пропастью, купался в горной реке, занимался боксом. Я не получал удовольствия ни от трамвая, ни от гор, ни от речки — потому что помнил! Всё помнил. Но повторял опасные ситуации. Я знал, что майор Школьник, такой бравый, румяный и удачливый, — бездарный врач, пусть без умысла, но мерзавец. Он не должен был говорить в глаза все эти жестокости, кандалы на меня вешать. «А Надя погибла, — сказал я. — От ожогов, упала на примус». Опасность жила во мне, как шило в мешке, чуть тряхнешь, и вылезет острие. Хотя всё реже.

«Я тебя всегда оправдывала. Несмотря ни на что».

Никто меня не оправдывал. Даже я сам. Она — первая. Обрадованный, я сказал: «Ты хорошая жена, Лиля, я уверен». Хорошая чужая жена. Если бы раньше, в школе, в пионерлагере мне показали бы картинку будущего, как бы я хохотал злорадно, ничему не веря. «Почему? Какой должна быть, по-твоему, хорошая жена?» — «Внимательная, заботливая. И тогда можно…» — «Что тогда можно?» — «Прожить в мире и согласии. Без любви». — «Нет, я своего мужа люблю. — Помолчала. — Самое гадкое, что у нас с тобой получилась обыкновенная история». — «Нет». Я не хотел соглашаться. У меня, у нас с ней всё особенное. «Обыкновенная история, — повторила она с горечью. — Редко-редко первая любовь приводит к счастью». — «Ты имеешь в виду семью?» — «Конечно».

Нет, Лиля, нет. Семья, дети, продолжение рода, весь этот матриархат — не приемлю. Душа моя не туда смотрит. Может быть, остепенюсь, повернусь — не знаю. А любовь — не обязательно семья. Чаще как раз совсем-совсем не семья.

«Ты меня еще любишь?» — спросила она. Я не мог признаться после ее слов о муже и привел ей Киплинга: мужчина помнит первую женщину, последнюю и одну. Она стала причиной моих радостей и печалей. Светом, волей, моей звездой. Только с ней я единственный, ни на кого не похожий, отличный. Не могу представить, как другие живут — без любимой. Есть жалкое для них слова — нежить. «Ты меня создала, Лиля. Мне всегда светил чистый ангел с твоим именем и твоим обликом». — «Значит, любишь… А помнишь песню Шестидесятого завода? Мы с тобой не первый год встречаем, много вёсен улыбалось нам. — У меня перехватило горло. — «Пусть дни проходят, идет за годом год, — тихо запела она, — если минута трудная придет, я подойду к тебе, в глаза твои взгляну и спрошу, ты помнишь первую весну?..» — Голос ее в конце дрогнул. Остановились на углу под карагачом, возле домика с синими ставнями.

Мы живы, но не можем быть вместе. Любим друг друга, а не можем. «Не верится, что мы чужие, — сказала она. — Не могу привыкнуть, заставляю себя, заставляю…» — «Не надо, Лиля, не заставляй. Постепенно забудешь». Во все времена просили помнить любовь, а я вот прошу забыть. Она отвернулась, пошла. Шагов через пять остановилась спиной ко мне, чтобы я не подумал, что она совсем уходит, ей надо было переждать слезы. «Пойдем дальше», — сказала она, не оборачиваясь. Пошли дальше. — «А кем ты будешь? Окулистом, зубным врачом? Или гинекологом?» — Сказала с усмешкой. Вместо офицера, боевого летчика жалкий лекарь, доктор Айболит. Я не знал, кем я буду. Врачом, если учусь в медицинском. Бросать не собираюсь, но опять с моим будущим что-то творится. Сомнения, тоска, смута. Пишу стихи, помогает… «Можно тебе еще вопрос? — сказала она. — Не могу представить, как появилась возле тебя та, которая написала мне. Не хочу ее называть». — «Ее привлекло то, что я сильно любил тебя».

Я возник там как ракета на старте, полыхал от новой жизни после недавней смерти, кипел от радости выживания, самоутверждения, бурно и неостановимо всего хотел, во всё вникал — жить буду, жить, жить! Медальон её носил не снимая, ребята пожимали плечами, Женька-романтик, а девушки по-разному относились, но больше — восхищенно. Я верил в свой амулет: «Иди смело, ты много сделаешь». Он отгонял от меня нечистую силу. Но и привлекал тоже…

Перейти на страницу:

Похожие книги