Не так страшен чёрт, как его малюют (СИ)

Справедливости ради, ничего дурного фаворит изначально не помышлял. Горбун в очередной раз исчез, а ле Дэн, кликнув на подмогу слуг, лишь исполнял королевский приказ:

— Оливье, друг мой, отыщи и приведи ко мне Квазимодо!

Чертыхаясь, брадобрей осмотрел весь замок и внутренний двор, обнаружив, наконец, горбуна в зверинце, скорчившегося среди клеток.

— Вот поистине подходящее место для тебя! — язвительно хохотнул ле Дэн.

Квазимодо ничего не понял. Его растолкали и тогда он воззрился на людей, нарушивших его уединение, помешавших думать о мэтре. Он потряс головой, как проснувшийся пёс, увидел герб с изображением бегущей лани, посмотрел в лицо его обладателю и поспешно поклонился. Слуги прыснули.

— Брось ты кланяться! — заворчал раздражённый Оливье. — Идём, его величество зовёт тебя!

— Король зовёт? — переспросил Квазимодо.

— Да, да, одноглазый остолоп! — отрывисто ответил ле Дэн. Он с отвращением оглядывал угловатую фигуру Квазимодо. — Мало того, что ты глух и глуп, как пробка, так ещё у тебя выросла бородавка на глазу. А ну-ка, — осклабился Оливье, — дай мне взглянуть, что кроется под ней!

С этими словами любопытный фаворит потянулся к лицу горбуна. Тот отвернулся было, но Оливье под хохот слуг схватил его за подбородок. Этого Квазимодо уже не вынес. Давний страх, поселившийся в его душе, когда уличные мальчишки дразнили его, науськивали на него собак, вонзали булавки в горб, тыкали пальцами в лицо, заговорил в нём. Квазимодо угрожающе лязгнул зубами. Оливье в страхе отдёрнул руку. Его надменная физиономия исказилась от гнева.

— Вы все видели, — оглядел он молчавших зрителей, — как проклятый урод чуть не укусил меня. Погоди, — обратился он персонально к Квазимодо, — даром подобная выходка тебе не пройдёт.

Оливье ле Дэн умел устранять неугодных. Не мешкая, он отправился в королевские покои, где в красках расписал происшествие, представив всё так, будто горбун без причины набросился на него.

— Дикарь останется дикарём, ваше величество, сколько его ни обучай. Вы сами достаточно в том убедились. Квазимодо опасен. Сила и отсутствие ума — худшего сочетания не придумать! Сегодня он бросился на меня. Но что, если в следующий раз его мишенью станете вы?!

Людовик призадумался. Он давно признал правоту Тристана и только самолюбие мешало ему в том признаться. Король припомнил рассказ Фролло о нападении на девушку-цыганку, сопоставил его с жалобой ле Дэна. Мстя за пострадавшего любимца, он приказал запереть Квазимодо в клетке в зверинце, сочтя это достаточным наказанием и превосходным средством спасения от покушений обезумевшего горбуна. Но сказать мало, дело предстояло ещё обделать.

Квазимодо сидел всё там же, в зверинце, гадая, чем обернётся гнев Оливье. Глухой догадался, что провинился. Вдруг что-то словно толкнуло его изнутри — так животное вздрагивает, чуя врага. Он поднял взгляд и увидел перед собой Тристана и взвод шотландских гвардейцев.

— Ступай в клетку по-хорошему! — приказал Тристан, указывая на пустующую клетку с открытой дверцей. — Не заставляй нас применять силу.

Квазимодо понял, чего от него хотят. Он заворчал, задыхаясь от негодования, он уже готов был взвиться в прыжке, чтобы броситься на противника и, пронзённый мечами, окончить свою жизнь, но хоть одного врага забрать с собою. Его единственный глаз сверкал, как у рыси. Тристан, приняв боевую стойку, изготовился к поединку. Но за долю секунды до того, как Квазимодо совершил смертоносный бросок, он вспомнил Клода Фролло и ярость угасла в нём. Он согласился перенести любое наказание, он не мог подвергнуть опасности мэтра. Поникнув плечами, он поплёлся в предназначенную ему клетку. Тристан сам запер за ним дверь. Только тогда, когда щёлкнул железный замок, Людовик, поодаль ожидавший развязки, приблизился и похлопал ладонью по прутьям.

— Посидишь тут, пока не образумишься, негодник! — присовокупил он.

Так Квазимодо во второй раз стал жертвой оговора и неправого суда.

Вечером того же дня король, по обыкновению, обходил замок. Держа руки за спиной, он шёл, шаркая ногами, вертя головой по сторонам. Осмотрев внутренние покои, старый монарх, поколебавшись, отправился в зверинец, заявив, будто давно не видел своих зверей, не кормил с руки птиц. За Людовиком, держась поодаль, следовали Оливье и Тристан. Эти двое питали взаимную ненависть, при этом каждый из них представлял собою такую добычу, которая не по зубам другому. Им оставалось обмениваться завуалированными оскорблениями. Иногда ле Дэн заключал союз с Куактье. Тристан союзником ле Дэна не становился никогда.

Между фаворитами завязался разговор, ведшийся на фламандском.

— Кормить птиц? Клянусь головой, наш государь жаждет навестить уродца! — бубнил под нос ле Дэн, продолжавший дуться на Квазимодо.

— Добился своего? — усмехнулся прево, щурясь. — Чем тебе помешал несчастный горбун?

— Тем, что посмел скалить на меня свои кривые зубы! — проронил задетый за живое брадобрей.

— Или тем, что посмел стать новой забавой его величества? — поддел Тристан.