Не так страшен чёрт, как его малюют (СИ)

Миновали дни, недели, месяцы. Квазимодо, излечившись, вернулся в звонницу, его встречи с Фролло сделались редкими. Священник по-прежнему служил мессы в приделе лентяев, посещая по временам потайную келью. Однажды, а именно двадцать девятого числа месяца марта, он вновь попал в неудобную ситуацию. Жеан, его вездесущий брат, без приглашения явился в ту келью просить денег как раз в тот час, который Клод предназначил для встречи с Жаком Шармолю. Школяр не успел уйти, когда прибыл прокурор. Жеан не находил в том никакой печали, ему было забавно взглянуть, с кем якшается его брат, однако Клод не желал, чтобы мэтр Жак увидел Жеана. Получив туго набитый кошелёк в качестве платы за молчание, школяр спрятался за очагом, где, скорчившись в неудобной позе, выслушал всю беседу от первого до последнего слова. Содержание её не представляло для Жеана ни малейшего интереса. Встрепенулся он только тогда, когда Шармолю заговорил о цыганке с одержимой козой, танцующей на Соборной площади вопреки запрету духовного суда.

— Когда же мы сможем арестовать её? — нетерпеливо вопросил мэтр Жак, готовый хоть сейчас допрашивать и пытать.

— Верно, старый крокодил говорит об Эсмеральде, — подумал проказник-школяр. — Это она со своей козой пляшет перед собором! Ишь, позарился на красивую девку, разлакомился, длинноносый ворон!

Словно в ответ на его мысли Клод резким голосом произнёс:

— Я дам вам знать, когда. Занимайтесь пока Сененом.

По всей видимости, архидьякон так и не отдал распоряжение схватить плясунью, либо позабыл о ней, поскольку истёк и март, за ним апрель, май, настало лето, а красавица-цыганка с козочкой изредка, но всё-таки приходила к собору. Нечто неведомое печалило её, глаза под припухшими от слёз веками сделались совсем чёрными. Если на площади вдруг появлялся капитан королевских стрелков Феб де Шатопер, Эсмеральда провожала его нежным взглядом, не смея окликнуть. Офицер не удостаивал вниманием прискучившую ему обожательницу. Он спешил к молодой жене.

Впечатления от посещения Людовиком Одиннадцатым монастыря истёрлись и потускнели в памяти Клода и Квазимодо, когда январская история получила неожиданное продолжение. Священник напрасно надеялся, что король забыл Квазимодо. Король запомнил всё. Увлекающийся различными диковинками, он призадумался: не пропадает ли понапрасну одноглазый глухой горбун, столь причудливое создание природы, в стенах собора и нельзя ли найти ему лучшее применение?

— А презабавный малый этот Квазимодо, — поделился он как-то с Тристаном. — Вот бы его сюда, в Плесси, чтоб он развлекал нас и наших гостей! Что скажешь, куманёк?

Прево маршалов, вспомнив, о ком идёт речь, с сомнением пожал плечами.

— Диковат и ни черта не слышит, шутом такого не сделать. С тем же успехом можно учить Голиафа плясать на задних лапах.

Голиафом звался пёс из породы брабантских булленбейсеров*, подаренный королю Гильомом Римом. Мощный и суровый, он не признавал игр и слушался только одного короля. Людовик счёл совет прево мудрым, однако мысль о Квазимодо занозой засела в его голове. В июне, во время очередной поездки в Париж, король вновь позвал Тристана Отшельника и, на сей раз не скрываясь, отправился к Фролло.

— Где же ваш приёмный сын, отец Клод? — с порога спросил он, не видя в келье Квазимодо. — Зажили на его спине отметины Тортерю?

— Сейчас Квазимодо совершенно здоров, — пояснил священник. — Он у себя в звоннице.

— Позовите-ка его. Я хочу с ним поговорить.

Не зная, что и думать, Клод, не мешкая, поднялся на колокольню. Подъём несколько утомил его. Прежде архидьякон навещал повзрослевшего воспитанника хотя бы раз в неделю. С возникновением на горизонте цыганки Фролло сократил свидания до одного раза в месяц и совершенно забросил также алхимию, лишив себя ещё одного повода подниматься на башню.

Горбун глядел на площадь сквозь щель между шиферными листами навеса. В другой раз архидьякон полюбопытствовал бы, что привлекло внимание воспитанника, кому адресована нежность в его взоре. Сейчас время не терпело. Похлопав горбуна по плечу, он обратил внимание на себя.

— Идём в мою келью. Король хочет видеть тебя! — сказал священник.

Изумлённый взволнованным видом мэтра, явившегося в звонницу, что в последние годы случалось не так часто, как того хотелось Квазимодо, горбун поспешил вниз. Он разобрал слово «король». Когда Квазимодо вошёл в келью, растревоженные воспоминания окончательно освежились: он увидел сердитого старика — короля, и его мрачного подручного. Впрочем, сейчас Людовик не злился. Он приветливо улыбнулся горбуну. Квазимодо, помня прежний урок, поклонился, насколько позволяла искривлённая спина, и, приблизившись, потянулся губами к монаршей руке, тут же любезно ему поданной.

— Умный малый! — усмехнулся Людовик. — У меня есть к тебе дело, Квазимодо. Хочешь поехать ко мне, в Плесси-ле-Тур? Отец Клод, переведите-ка ему!