Не лги мне

Я начала подбирать разбросанные деньги «Монополии» и сложила рассыпанные фотографии… И вдруг замерла при виде старых личных дневников, валявшихся раскрытыми так, словно их читали.

Зачем? Кому интересны опусы девочки-подростка? Едва ли их назовешь захватывающим чтивом. Слава богу, я вырвала и сожгла страницы, охватывающие последнее полугодие перед отъездом из байу и началом самостоятельной жизни. Теперь возникло острое желание сжечь и то, что осталось.

Подобрав одну из тетрадей, я ее пролистала – некоторые страницы отсутствовали. Отделяя дневники от прочего хлама, я невольно одернула руку, наткнувшись на нечто склизкое. На пальцах осталась коричневатая жидкость. Какого черта?! Ахнув, я отскочила, а затем пнула вещи ногой.

И тут среди груды барахла показалось то, от чего кровь застыла в жилах. Маленькая змея, не длиннее ладони, разрезанная посередине, с вываливающимися наружу внутренностями. Ее прикололи к картонной шахматной доске согнутой английской булавкой. К изуродованному тельцу крепился лепесток засохшего цветка и клочок бумаги с текстом:

НЕ ВОРОШИ ПРОШЛОЕ.

К горлу подступила тошнота. Кто мог такое сделать? А главное зачем?

«Не вороши прошлое».

Единственный возможный вариант: кому-то не понравился мой вчерашний разговор с матерью Джексона. Вот только я никому о нем не рассказывала, даже Ба: она не одобрила бы мои расспросы о делах минувших дней.

И цветок-то к чему? Возникло смутное подозрение, что лепесток оторвали от высушенной бутоньерки, которую мне собирался подарить Дикон. Я кинулась к шкатулке с драгоценностями, где хранила памятную вещицу. Роза превратилась в кучку мусора.

На глазах навернулись обжигающие слезы. Может, уничтожили или украли что-то еще? В старой музыкальной шкатулке не было ничего по-настоящему ценного. Размером с книгу, покрытая атлáсом лавандового цвета с игрушечной балериной в розовой пачке наверху, она заводилась с помощью медного ключика; тогда балерина начинала кружить на пуантах. Музыка уже звучала фальшиво. Эту вещицу мне давным-давно подарила мама. Внутри хранились дорогие сердцу мелочи: булавка, выданная церковью в награду за безупречную посещаемость в течение года, несколько камушков из школьной поездки на экскурсию, пустой тюбик нежно-розовой помады, которую я тайком наносила в седьмом-восьмом классах, когда мама запрещала мне пользоваться косметикой, и дешевый браслет из начальной школы. Последней ценностью в шкатулке была засушенная бутоньерка. Место казалось подходящим для хранения букетика, символизировавшего конец первой любви и детства.

Кто посмел ворваться в мою спальню, перерыть личные вещи и уничтожить мою собственность? Кто-то, кого я знала? Кому доверяла?

Наверняка. Кому еще известно о моих старых дневниках и памятных вещицах? Разве что злоумышленник наткнулся на них случайно, когда подыскивал способ передать угрозу…

Я бросилась на кухню. Напевая себе под нос, бабуля закидывала бамию и лук в шипящую чугунную сковороду.

– Не порежешь чеснок? – попросила она. И прищурилась, заметив мой беспокойный вид: – Что стряслось?

– Ты заходила сегодня в мою комнату?

Ба вскинула подбородок и начала кромсать чеснок.

– Нет, не заходила, мисс. И что за тон?

– Кто-нибудь к нам приходил?

– Только Роуз. А что?

– Кто-то рылся в моих вещах.

Нож завис над разделочной доской.

– Зак в твою комнату не заходил.

– Я на него и не думала.

Ба бросила нож на стол, поспешно вытерла руки о фартук и подошла ко мне. Ее лицо приобрело пепельный оттенок.

– В каких вещах?

– Просто в дорогих сердцу. В дневниках и тому подобном.

Ба еще больше побелела. Удивительно, что она не отмахнулась от моего беспокойства.

Я отвела ее к себе и показала беспорядок в шкафу:

– Вот, перерыли тут все и вырвали страницы из дневника. Также залезли в шкатулку и испортили засушенные цветы. А самое ужасное…

Не успела я предупредить Ба, как она наклонилась, чтобы рассмотреть поближе, и воскликнула:

– Боже мой! Дохлая змея!

– Не просто дохлая – ей вспороли брюхо и засунули внутрь записку.

– Какую записку?

– «Не вороши прошлое».

У Ба подкосились ноги, и она опустилась на край кровати, тяжело дыша.

Я мгновенно пожалела о том, что рассказала ей. Грубое вторжение в комнату потрясло ее не меньше, чем меня.

– Роуз никогда так не поступила бы.

– Согласна.

Подойдя к окну, я подняла створку, как обычно незапертую. Миниатюрные самшитовые деревья снаружи и рыхлая земля казались нетронутыми. Если злоумышленник проник через окно, то как следует замел следы. Я с громким щелчком заперла ставни.

– Видимо, они как-то прокрались мимо меня, – пробормотала Ба.

– Ты все время была дома?

Она кивнула, затем резко замерла:

– Мы с Роуз выходили развесить белье.

– Теперь нужно запирать все двери и окна.

Я содрогнулась при мысли о том, что могло случиться, если бы злоумышленник наткнулся на бабулю. Стал бы он ей вредить?

– Кто бы мог подумать, что до этого дойдет, – сокрушенно проговорила Ба, качая головой.

– В каком смысле?

Опираясь ладонями о колени, она медленно встала.

– Что нам придется запирать двери, как горожанам.