Не было бы счастья…

Олег не стал рассказывать матери и тем более выспрашивать её об этом случае, иначе не миновать не в меру словоохотливой бабане выговора, но отчего-то, подсев к отцу и стараясь придать голосу как можно больше равнодушия, спросил о Вале. Он сам не понял, на кой ему знать про девочку, которая, может, и роднёй-то не доводится. Брякнул не подумав, видно, тоже перебрал или рассказ о бывшей жене поспособствовал ненужному любопытству.

Отец удивления не проявил, спросил и спросил, чего такого и, как всегда, обстоятельно ответил, что особо-то ничего рассказать не может. Вроде как ходит Валя в садик и ходит. Это вот Зинку в интернат оправили, там, где раньше ихний Вовка учился. Видать, она потом как брательник в колонию попадёт, маршрут известный и дорожка протоптана. Хотя Вовка вроде скоро должен выйти, ему ж мало дал, всего года полтора, что ли. Вот пойдёт у Выриковых потеха ещё больше, чем шла. Гришка пьяница там и вовсе разжился, хозяином себя считает, а Нинка уж, поди, и не соображает ничего, раз позволяет командовать.

Дальше Олегу стало совсем не интересно, и чтобы не обидеть отца, он предложил выпить ещё за Лизаветино счастье, которое тётка заслужила как никто другой.

Комнату в общежитие после отъезда Виталия делил с молодым лейтенантом Ромой Шанежкиными. Новый сосед казался Олегу глуповатым и не стоящим внимания, а тем более дружбы. Перекидывались парой фраз при встрече и ладно. Больше удовольствия доставляло общаться с теми, с кем работал в лагере. Они казались веселее и общительней. Олег с удовольствием ездил на встречу отрядов, когда кто-нибудь из вожатых собирал своих в парке Горького или на ВДНХ. Знал, что видеть его будут рады и повышенного внимания хватит с лихвой. Несколько раз пришлось даже выслушать замечания от начальства. Мол, ты уж, друг дорогой, шёл бы сразу в физкультурный техникум или в педагогический. За Никитку, конечно, спасибо, но брали-то тебя водителем, а не гувернёром. Олег даже не расстроился. Он себе репутацию успел сделать будь здоров. Не нравится, его любой другой важный генерал возьмёт и ещё спасибо скажет. Да у него одних грамот скоро чемодан соберётся.

Неожиданно вытащил на встречу Виталий. Его счастье, что вечер был свободный и погода мерзкая, только и годится выпить. Пришли в кафе, где Гуськова с гостем тотчас провели через служебный вход и усадили в отдельном кабинете. Обслуживала женщина вроде одних лет с матерью и по хозяйским ноткам в её голосе понятно, что не рядовая подавальщица, а вокруг Виталия и Олега лебезила услужливо. Мать даже с начальством себя так не вела, была вежливой и только. Что-то было в Антонине такое, что заставляло не ждать от неё такой уж явной услужливости даже тем, кто был выше по статусу. Принимали как должное и даже испытывали уважение. А эта извертелась вся, кажется, попроси, и будет с ложки кормить, ещё и подует, чтобы дорогие гости губы не обожгли. Виталик ел мало, больше налегал на выпивку и скоро совсем обмяк, и глаза стали жалостливые, как у побитой собаки. Видно, друзьями настоящими так и не обзавёлся, а появилась потребность в жилетку поплакаться и кроме Олега Князева некому.

— Конечно, разве ж я знал! Ну ни сном, ни духом Олежа! Ни сном, ни духом, — ныл Гуськов. — Кто ж про это мог подумать. Вот, кажись, всё рассчитал, всё вымерял, а об этом и в мыслях не было.

Оказалось, всё дело в Нелькином здоровье. Когда им наконец замаячила квартира побольше, врачи крест поставили. Неля не может иметь детей. И главное, баба-то вполне здоровая и больничный брала один раз, когда грипп сильный был, а по женской части не задалось — бракованная. Знай он наперёд, сроду бы с ней не сошёлся! А теперь и не бросишь, вся его светлая биография коту под хвост. Это Князеву плевать, водила простой, а ему, Виталию, развод всё обломает и по партийной линии и вообще.

— Так ты из-за квартиры, что ли? Так пропишите себе тётку жены и выйдет вам площадь побольше. Тебе ли советовать, Гуськов, ты ж без меня эти ходы-выходы знаешь.

— Да при чем тут квартира, Князев? — впервые с настоящим отчаянием в глазах проронил Виталий. — Детей у меня не будет, понимаешь, никогда, ни через год, ни через десять, никогда не будет сына или дочки и внуков под старость не будет. Ты можешь это понять?

Олег не нашёлся, что ответить. По выражению лица Гуськова было видно, что это не жалостливое бормотание спьяну, а действительно что-то очень горькое и безысходное для него. Такое, что нельзя даже спросить совета, а можно только выговориться, потому что в разговорах хоть ненадолго да станет легче. Виталий вновь налил себе и Олегу и, опрокинув залпом, даже не закусил, а просто обтёр губы ладонью.

— Не понять тебе, Князев, у тебя дитё есть, вот тебе и не понять.

Олег действительно до конца не мог прочувствовать, из-за чего проныра Гуськов так убивается.

— Хм, что-то я и не думал, что так ребятню любишь. Ты об этом и не говорил никогда, даже радовался, что в квартире тесноты не будет.

— Вот за эту радость Боженька-то меня и наказал, — выдохнул Виталий.