Не было бы счастья…

Олег подошёл к дому Выриковых, когда опустились сумерки. Не хотелось, чтобы кто-то видел. Господи, не дом, а конура собачья. За все эти годы жильцы палец о палец не ударили, чтобы что-то подправить. Вошёл, не постучав. В нос шибануло вонью хлеще, чем в деревянном нужнике. Гришка спал за столом, тёща сидела рядом с ним, а чуть поодаль развалился Вовка. Лицо его показалось Олегу ещё неприятнее, чем раньше. Губы узкие, взгляд стал волчий, вдоль тощей руки синяя наколка — небось в колонии сделал.

— Ядрена вошь! Сродственник прикостылял, — хохотнул парень. — Чо, гостинчика с города привёз или сеструхе маляву чиркнул? Так я передам, если четверной отслюнявишь.

Олега передёрнуло от омерзения.

— Сиди молчи, когда нужно будет, спрошу.

— Я в своём дому, — продолжал изгаляться Вовка. — Мне твоего разрешения не надо, могу враз взашей погнать. А упираться начнешь, могу и ножичком почиркать.

Олег не выдержал, сгреб пакостника за шкирку и одной рукой поднял вверх.

— Слышь ты, сиделец безвинный, ты тут из себя опытного зека-то не строй, сопляк дешёвый. Ножик свой перочинный подбери, пока не порезался, я тебе и без него шею сверну по-родственному.

— Вова, сынок, — словно наконец разглядев гостя, заверещала Нинка. — Ты это чего, не дебоширь, сыночек. А то опять участковый придёт и закроют тебя, Вовик.

Олег разжал пальцы, и подросток плюхнулся на обшарпанный стул, больно приложившись тощим свои задом о доски. Он матюгнулся, правда шепотком, пробурчал что-то и затих, злобно поглядывая исподлобья на незваного гостя.

— Выйдем на крыльцо, поговорим на свежем воздухе, — кивнул тёще.

Нинка боязливо протиснулась за ним: чего пришёл, как бы ещё не накликал беды на её разнесчастную голову.

— Куда Валю-то отправили? — закурив, чтобы перебить запах перегара от бывшей родственницы, спросил Олег.

— Так отняли внучечку, как есть отняли, — гнусаво заканючила Нинка. — Лида-то сбежала вовсе то ли с армяном, то ли ещё с кем не русским, значит. А мне что, я ж и не знала, что дитё здеся осталось, дак и не пошла в садик за ней. Думала, Лида с дитём уехала. А няньки-то и рады, напустили коммисиев и давай частить, мол, по судам затаскаем. И срамили на всю округу, словно я Валюшу бросила. У неё мать есть, вот к матери и претензии. У меня своего горя хватает, им в комиссиях деньги платят, чтобы за детями следить, вот пусть и следят. Олежек, дал бы хоть рубля три по-родственному, не чужие вроде. А то голодом сидим, — тёща демонстративно всхлипнула и сморкнулась в подол кофты.

Олег вытащил из кармана смятую пятерку, брезгливо протянул ей. Глаза Нинки вспыхнули, радостно оживилась, улыбнулась щербатым ртом.

— Вот спасибочки, зять дорогой, вот утешил.

— Я тебе не зять, — процедил сквозь зубы.

— Ну да, ну да, — согласно закивала женщина.

Олег не прощаясь направился прочь. Всё это знал ещё до своего прихода, зачем ходил, только ещё больше настроение испортил.

— Олежек, Олежек… — окликнула бывшая тёща.

— Что тебе ещё?

— Я сказать забыла. Когда Валюшку-то забирали, спросили, кто ещё из родни есть, я про тебя помянула, но честь по чести в разводе, мол, состоит с дочкой. Они вроде к мамаше твоей ходили. Но что там было, не знаю, мне не докладывали.

Олег больше не оборачивался. Шёл, глядя себе под ноги, и отчаянно пытался придумать что-то такое, что избавило бы от непонятной тоски и гадливости. Мать притихла. Она не знала, как себя вести, чтобы не испортить отношения ещё больше, а то, что сын переменился всего лишь за одни сутки, пугало и расстраивало. Утром Олег с первой электричкой вернулся в Москву. Собрался молчком и даже не стал ждать отца, что хотел отвезти к станции на машине. Ну что за проклятье идёт от Выриковых? Уж вроде давно похоронено и вдруг опять. Крест, что ли, такой у Антонины расплачиваться за неизвестные грехи ценой своего благополучия отношений с сыном и его счастьем.

Олег старался больше о дочке не думать. В конце концов, ребёнок не на улице оказался, а после бабкиной конуры так даже и лучше. Там и покормят вовремя, и присмотрят, не то что дома. Мысль о бывшей жене не промелькнула ни разу. Даже из вялого интереса. Да в любом случае винить себя Олегу не в чем, он ничего плохого ребёнку не сделал. И даже если Валя ему не дочь, деньги-то он переводил и исполнял свой долг, пусть даже и за кого-то другого. Во всей этой истории, неприятной и тоскливой, видно, его больше задело, что мать решила всё сама. Ведь так радовалась, что он стал таким, как ей хотелось, а случилось важное и его обошли. Словно пацана, чье мнение никакого веса не имеет и в семейных делах без интересу.

Часть третья