Не было бы счастья…

Потом началось какое-то непонятное для Олега, но видимо, ясное для остальных хождение по корпусам, хлопанье дверей на этажах. И потом как по волшебству затихло, словно все, устав от собрания и речей, разбрелись по комнатам и уснули. Но тишина эта продолжалась недолго. Вскоре из разных комнат полилась музыка и грянуло неудержимое веселье, разгульное и хмельное, которое можно устроить только точно зная, что ничего тебе за это не будет ни по работе, ни в семье.

Сначала выпили в комнате вчетвером, как объявил Гуськов, по разгонной. Потом добавили. Первая рюмка колом, вторая — соколом, а потом перестали считать и выискивать подходящее по смыслу поговорки. Быстрее всех набрался Лепунов. Стал развязным, в любую фразу вставлял матерные словечки к месту и не к месту, и выходило у него не складно и по смыслу, как у Лизаветы, а противно и похабно. Видно, Виталий по лицу Олега понял, что, пожалуй, сейчас начнётся заваруха, а она здесь ни к чему. Вытолкал его на улицу вроде как продышаться и сам, не особо твёрдо стоя на ногах и поскальзываясь на подмерзших к ночи лужах, громким шёпотом бубнил:

— Ты это, Князев, не задирайся ни с кем, понял? Даже если кто сам полезет, лучше отойди, вроде как пьяный, не понимаешь ничего. По трезвянке все забудут, чо было, понял? А то недолго тута в темноте и большому начальнику в рыло съездить, понял? Что пили не вспомнят, а в рыло-то как забыть, понял?

Слово «понял» он повторял часто с ударением на «я», чем завёл Олега ещё больше. Вожак хренов, в Москве живёт, а говорить не выучился!

— Слышь, Виталик, а ты ведь не большой начальник, значит, если я тебе в морду дам, то не будет ничего, а, Виталик?

— Ага, ты это, Князев, на рога-то не вставай, понял? Не будешь дураком, как некоторые, так не то что в морду, ручки мне станешь целовать, понял?

— Да пошёл ты! — оттолкнув Гуськова, уже спокойным голосом бросил Олег. — Благодетель сраный.

— Стой, — едва удержавшись на ногах, крикнул Виталий. — Стой, Князев, не будь дураком, я ж всё уже сделал, на мази всё… Пошли вот, ща морды умоем, чтобы отпустило маленько и пойдём в одно место, а уж после сам подумаешь, кто тебе благодетель…

Олег махнул рукой и не поворачиваясь направился в корпус. Не станет он драться с Виталиком, ёжику понятно, выплеснул пьяную злость и хватит. А умыть лицо холодной водой и впрямь недурная мысль. Что-то водка тяжело пошла. Вроде и не с голодухи, и закуска есть, а каждый стакан вызывает не приятное расслабление, а злобу и раздражение. Хоть бы завалиться и заснуть от греха подальше, пока и впрямь не сцепился с кем-нибудь. По всему коридору стоял гул, хлопали двери, выпуская сигаретный дым, хохот и хрип магнитофона. Олег рванул дверь комнаты и первое, что успел заметить, — белого до синевы Лепунова, лежащего на полу. Возле него натекла лужа, недвусмысленно указывая, что Костю успело вывернуть наизнанку и, пожалуй, не единожды. На кровати сидел невозмутимый Иванюшин с красным потным лицом.

— О, хорошо, что вернулся, Князев, — пробормотал он. — Помоги мне оттащить этого ханыгу в душевую. Он там к утру проспится, а мне ещё подтереть за этой сволочью надо, ко мне сейчас баба придёт.

Олег едва не задохнулся от гадливости и острого желания повалить Иванюшина рядом с Лепуновым, ткнув его пару раз широкой мордой прямо в лужу. Но сзади возник Виталий с вполне себе нормальным видом, словно прогулка на крыльце успела его отрезвить.

Он вцепился в Олега, почти повиснув на нём, и быстро-быстро затараторил:

— Всё нормально, всё нормально, слышишь, всё нормально. С кем не бывает. Не рассчитал человек свои силы, ничего, с каждым может случиться. Организм слабый, ну перебрал маленько. Товарищу не помочь — это не по-людски, Олег. Если бы ты завалился, мы и тебя бы не бросили. На то и друзья, чтобы руку помощи протянуть. Андрюша, давай поднимайся, втроём мигом доставим товарища Лепунова в душевую. Там и водичка, и окошечко можно приоткрыть, на воздухе ему враз полегчает.

Олега передёрнуло от брезгливого отвращения, но перспектива остаться ночевать в комнате с этим существом заставила проглотить злость и возмущение и уцепившись пальцами за штанины Лепунова потянуть его на себя. Иванюшин и Гуськов, уворачиваясь от безвольно мотающейся головы, подхватили бедолагу и, натыкаясь на стены, потащили его по коридору.

— Подстелить под него надо тряпку, что ли, какую, — хмуро буркнул Олег. — Он за ночь на кафеле околеет совсем.

— Замёрзнет, в себя быстрее придёт, — хихикнул Андрей.

— Нет-нет, Князев совершенно прав, — закивал Виталий. — Надо матрасик под него подсунуть и курточкой прикрыть.