Не было бы счастья…

Олег иногда даже завидовал отцу. Невзрачный, тихий, незаметный, а выбрал жену с умом. Что и говорить, подростком сын считал, что батька тюфяк и подкаблучник. Мать вертит им и помыкает, словно ещё одним сыном и при этом больше любви отдаётся именно Олегу, как в семьях принято баловать младшего. Но только теперь он понял, что отец, видно, заранее знал, на что идёт. Он, как и сын, поселился в неприступной крепости, которую Тонечка не сдаст без боя даже ценой жизни. Мало ли случается проблем и всяких неурядиц, но разрушить стену, воздвигнутую матерью, не удастся никому и ничему. И то, что раньше в характере отца Олега смешило и заставляло относиться с эдакой снисходительностью, внезапно переросло в искреннее уважение и восхищение. То есть совсем молоденький тщедушный и не отличающийся быстрым умом и жизненной хваткой Гена Князев оказался на сто голов выше и мудрее своего откормленного широкоплечего сынка. Каким бы затюканным и бессловесным ни казался отец, он сроду не связался бы с такой, как Лида. Видно, в их семье как в сказке, где обязательно должен ошиваться дурачок. Эта роль досталась именно Олегу. Как там в стихах, что заставлял зубрить в младших классах? «Старший умный был детина, Средний был и так и сяк, Младший вовсе был дурак…» Средний покойный муж тётки был чем-то сродни Олегову отцу. Тихий и неприметный бухгалтер Иван Исаевич. Отец всегда звал его Исаич. И смешно было смотреть, как, усевшись возле подъезда и разложив фишки домино, оба одновременно вздрагивали, если в окно слышался окрик:

— Хватит там, расселся, домой пора!

Отличить голоса сестёр было сложно, и на всякий случай оба суетливо складывали фишки в коробку и торопливо отвечали:

— Иду, иду.

Олег в детстве давился со смеху, когда оказывалось, что звали кого-то одного, а бежали оба. И только когда Исаич умер от сердечного приступа — Олег тогда кажется седьмой класс заканчивал — он случайно увидел Лизавету, что вышла в маленькую комнату, оставив поминальный стол. Его тогда поразило, что боевая горластая и хамоватая тётка стояла возле тахты на коленях, гладила фото покойного мужа и плакала тихо-тихо, но так горько и безысходно, что у Олега даже мурашки по спине пошли. И фраза, которую она выдавила тяжёлым шёпотом: — Ванечка… милый ты мой, светлый… — резанула по сердцу. Это обращение «светлый» словно за один миг вместило всё хорошее, что было в бедном Исаиче, и о чём сейчас так убивалась его жена.

Вот и выходило, что невзрачные и с виду слабые мужики отец и муж тётки по молодости оказались прозорливей и умнее, чем рослый красавец и бравый удалец Тонечкин сын.

И пытаясь избавить себя от любых мыслей и переживаний, доставляющих неприятную саднящую боль, Олег к радости Гуськова охотно соглашался на любое мероприятие и очередные навязанные курсы по повышению непонятно чего. Когда на очередном комсомольском собрании Виталий предложил кандидатуру Князева на место своего заместителя, выбрали его единогласно. Да ежу понятно, что Гуськов своего посадить хочет. Хотя для виду было ещё три кандидата, никто из них вовсе не горел желанием получить завидную должность. Зарплаты это не прибавит, так геморрой лишний. Лучше уж проголосовать — и дело с концом. Была охота после трудового дня сидеть в душной комнате и делать вид, что тебе интересно слушать отчеты и сводки, да ещё ёрзать на месте под противный и зловещий голос Виталика, читающего список не уплативших взносы. Вот пусть Князев теперь бегает по всей автобазе со списком и получает нагоняй в райкоме, что задержали план по сдаче денег. Но позлорадствовать не вышло. Олег оказался ещё хлеще своего наставника: в дни зарплаты он попросту вставал у окошка бухгалтерии и прошмыгнуть по-тихому не удавалось. Довольный Гуськов радостно хлопал его по плечу:

— Молодчина ты, Князев, я, кажись, в тебе не ошибся, сразу смекнул: на это место своего надо брать, приезжего. Эти москвичи и так как сыр в масле катаются, а нам надо дорогу пробивать. Ну что, пора тебе делом посерьёзнее заняться, поедем на слёт. С работы тебя на три дня отпускают, я уже договорился.

— Едрёна кочережка, Виталик! Мне же на курсах экзамен сдавать! Сам же знаешь, я хочу машину водить, а не под машиной ползать.

— Не боись, Князев, — снисходительно бросал Гуськов. — Плюнь ты на эти курсы, тебе там все одно — какую надо бумажку напишут. Чтобы генералов возить, не умение нужно, а удача, понял? Вот поедем на слёт, тогда и узнаешь.