Не было бы счастья…

Как мог оттягивал это неприятное событие, словно навязали больного проведать, а он тебе ни сват, ни брат, а общественное поручение. После родительской квартиры дом тёщи казался ещё более унылым и отталкивающим. Даже летом зелень, что скрывала половину огрехов во дворе, не спасала, как будто даже сорная трава брезговала этим жалким захламлённым двором. В самом доме как обычно набросано, по неубранной посуде сосредоточено ползают мухи. Кровати не прибраны, Валюшкин облупленный эмалевый горшок стоит посреди комнаты. Видать, давно стоит там, уж все присохло — тьфу ты, пакость! Лиды дома не было — наконец-то на работу устроилась, должна была вернуться позже. Нинка, увидав зятя, вместо того чтобы как обычно кидаться с визгливыми упреками, вдруг зарыдала и, утирая глаза замусоленным платком, начала причитать слезливым голосом:

— Вот ведь горе какое у нас, зятёк дорогой. Уж такое горе…

— Что случилось? — испуганно вздрогнул Олег, озираясь по сторонам. — Валюшка, что ли, приболела? Где Валюшка-то?

— Да ну, чо ей сделается, за домом гуляет. С Вовочкой сыночком беда!

— И что с ним? — успокоившись и не скрывая равнодушия бросил Олег.

— В колонию могут отправить кровиночку мою, посодют, как есть посодют, — завыла тёща.

— Ещё не легче. Чего натворила опять ваша кровиночка? — криво ухмыльнулся он.

— Говорят, в ларёк с дружками залез на станции вроде… Врут, врут на сыночка-то, врут как на мертвого! Видят, что мы люди простые, бедные, так можно всё и свалить! — и видя недоверчивый взгляд зятя, Нинка энергично сморкнулась в несчастный платок и с напором затараторила: — А хоть бы и залез, так он дитё неразумное. Ну чего ему там брать, поди, шоколадку какую или ситро. Их там человек пять было, не меньше, а Вовик за компанию пошёл, сманили дурачка и всё на него валят. Знают, что заступиться некому. Ты бы сходил в милицию, а, Олежек? — заискивающе произнесла тёща, пододвигаясь к нему вплотную и заглядывая в глаза.

Олег почувствовал густой запах алкоголя и брезгливо отступил назад.

— Приняла уже, тёща дорогая. С какой радости-то, вроде не праздник?

— А? Чего? Ах это, да с горя я рюмочку выпила, один глоточек и пригубила. Каково матери узнать, что родное ейное дитя в тюрьму хотят упечь? Так ты сходи всё же к участковому. Скажи, мол, на поруки берёшь, родня всё же, не чужой человек. А может, и денег посулишь? Участковый этот мордастый наверняка возьмёт и поморщится. А тебе отказу не будет. По крайности можно и генеральшу попросить. Ты ж ихнего сынка спас, поди, всю жизнь должны благодарствовать.

— Сдурела? Ещё и генеральшу сюда приплела, вот умная! Даже не думай, никуда не пойду, никого просить не буду. Сама же каждый раз вопила: скорей бы сынка в колонию упекли, так вот теперь и радуйся.

Тёща отпрянула. Глаза злобно сощурились, открыла было рот, чтобы высказать зятю всё, что думает про него и его семейку, но тут вернулась Лида.

Она успела сполна насладится жизнью без нудных мужниных поучений, без вечных замечаний и навязанных обязанностей. Теперь, вернувшись к матери, Лида словно вновь окунулась в привычное состояние лени и неряшливости в быту, которое так раздражало Олега. Да, конечно, с матерью и младшей сестрой ежедневно вспыхивали стычки и ссоры то по мелочам, то едва не доходящие до потасовки, но это была родная и более привычная ей жизнь. Всё лучше, чем носиться по квартире с тряпкой, впопыхах прибирая комнату и распихивая неглаженое бельё куда придётся. Но при всей вольготности такого существования Лиду пугала мысль, что Олег в любой момент подаст на развод, и она станет никому не нужна. И мать постоянно тыркала её своими жалобами на безденежье. Вот смоется зятёк — и пиши пропало. Алименты уж точно станут меньше зарплаты. А если ушлая Тонька или её прохиндейка-сестра надоумят этого охламона смухлевать в бухгалтерии, то дочка и вовсе останется с кукишем. Есть такие навроде отца младшенькой Зинаиды. Он бухгалтерше коробочку конфет и флакон польских духов, а она ему приписала зарплату копеечную. Платит алиментов с гулькин нос, а сам, поди, жирует! Лида старалась всё делать, как советует мать, но Олег стал настолько безразличным, что порой её охватывало отчаяние от бесполезности попыток.

И Лиде приходила в голову совсем уж неумная идея родить второго ребёнка. С двумя-то детьми Олег при своём характере точно не сможет их оставить! Но муж в редкие свои приезды под любым предлогом отказывался остаться ночевать. Понять, что она стала для него неинтересна как женщина, Лида не могла. У неё попросту не укладывалось в голове, что мужчина может отказаться от близости по каким-то причинам кроме как тяжёлого недуга или преклонного возраста. Значит, мать права, и у Олега есть женщина, с которой он проводит время, а жене нагло врёт про общественную работу.