Наследник древней силы 4. Вражда

— Ну вот видишь. А в чём проблема?

— Да потому что башка болит от всего этого!

— Понятно, — равнодушно проговорила Вероника и уставилась в голографический монитор. — Знаешь, что тут пишут? Канцлер заручился поддержкой особой общесоюзной дружины. Это что получается? Сюда теперь спецотряд приедет?

— Плохо, если так, — я зевнул. — Лучше сам почитаю завтра. А сейчас я дико хочу спать.

Я перевернулся на бок лицом к стене и закрыл глаза.

Борецкие ответ дали быстро. Павел Всеславович позвонил на следующий же день и сообщил, что пока род не намерен требовать возвращения имущества. Ещё одна проблема оказалась решена. Так же он сообщил, что отряд московской ЧВК покинул Новгород. Колонна грузовиков с людьми и несколько бронемашин утром покинули усадьбу и отправились в Москву. Наши дружинники, наблюдавшие за дорогой у границы княжества, подтвердили эту информацию.

Следующие дни я только и делал, что решал разные проблемы, связанные с организацией и обороной. Но пока на нас никто не нападал. В Новгороде воцарился мир — мир напряжённый и хрупкий.

А тем временем в Москве канцлер, Голицыны и все их сторонники продолжали точить на нас зуб. Краем глаза я просматривал новости, риторика правящих кругов Союза не менялась: в Новгороде власть захватили мятежники, великого князя надо освободить, а бунтовщиков наказать. Не знаю, общался ли Зеленогорский с канцлером или нет, но официальная позиция органов власти не предполагала ведения переговоров с новгородской думой. Да и весть о намерении послать сюда спецотряд для урегулирования ситуации совсем не вселяли оптимизма.

Тем временем принятие нового свода законов затягивалось. Первое голосование было в среду, но князья так ни о чём не договорились. Прошёл ряд голосований по отельным пунктам, после чего свод отправили на доработку. Но я мало следил за этими вещами — своих дел было по горло.

Помимо служебных обязанностей пришлось сделать и ещё кое-что. Я связался с командующим ЧВК «Русское воинство», а так же позвонил отцу Константина Голицына и назначил выкуп в два миллиарда рублей. В ходе переговоров пришлось скинуть цену вдвое, поскольку Константин принадлежал не к главной, а к одной из побочных ветвей.

Командующему десантной бригады в Любани я тоже позвонил, чтобы узнать, как там дела и не поступил ли приказ захватить Новгород. Сделал я это в четверг, спустя два дня после офицерского собрания. Так же сообщил Валикову, что теперь я — воевода новгородской дружины, а значит, все вопросы военного сотрудничества должны решаться при моём участии.

— Понял вас, — ответил Валиков. — Значит, будем и дальше держать связь. Кто сейчас руководит дружиной?

— Новгородская дружина подчиняется думе и стоит на защите интересов княжества.

— То, что у вас происходит, не устраивает руководство СРК.

— К сожалению, да. Мы понимаем. Ни для кого это не секрет.

— Из Москвы поступил сигнал. Считаю, необходимо обсудить это с вами и с вашим руководством.

— Сигнал? Этого следовало ожидать. Но я только «за», вы же знаете.

— Я отправлю к вам своего заместителя, полковника Плещеева. Он является выходцем из новгородских бояр. Полковник будет говорить от моего имени.

— Когда он приедет?

— Давайте назначим время. Но затягивать я бы не советовал.

— Хорошо. Я свяжусь с главой думы и сообщу наше решение.

Глава 15

Домой я снова приехал поздно. По нажатию кнопки пульта дистанционного управления открылись ворота, впуская меня на территорию усадьбы. Миновав аллею, я остановил свой «Днепр» на огороженной площадке у крыльца дома. Свет в окнах не горел.

Я зашёл в переднюю, переобулся в тапочки, поднялся на второй этаж и осторожно открыл дверь спальни. Вероника лежала и тихо посапывала, завернувшись в одеяло. Я разделся и лёг рядом. Она не проснулась. Мысли бешеным хороводом крутились вокруг нашего короткого разговор с Валиковым. Что в голове у этого генерала, какие у него цели? Варианты могли быть разными, однако хотелось знать наверняка.

Усталость разливалась по телу, веки опускались тяжёлым грузом, но сон не шёл. Провалявшись в постели час или около того, я встал, оделся и спустился в гостиную, выходящую на террасу высокими арочными окнами. Отсюда можно было попасть на улицу, где сосны шумели ветвями, да ветер гулял беспокойным ночным призраком. На террасе имелись фонари, а у дорожек близ дома — подсветка, но мы обычно на ночь всё это выключали.

Усевшись в кресло, я снова погрузился в раздумья, и так глубоко ушёл в себя, что даже не заметил, как на улице что-то изменилось. Поймал себя на мысли, что плотная чёрная стена леса пропала. Желая убедиться в этом, я поднялся, подошёл окну — действительно, снаружи было пусто.