Всё было чинно и спокойно, пока Вероника не начала задавать вопросы, какие просил её задать я. Первый касался загородного поместья Ростислава Борецкого и того, сколько род намерен терпеть там наёмников из Москвы. Вероника заявила, что их необходимо немедленно выгнать и, если понадобиться, с применением силы. Членов совета это поставило в тупик, они ничего конкретного не ответили. Сошлись на том, что будут обсуждать.
Потом речь зашла об имуществе новгородской дружины, которая теперь фактически вышла из-под юрисдикции Борецких. Тон и слова членов совета звучали гораздо умереннее, нежели выступление тысяцких на утреннем собрании, и это не могло не радовать.
Двое заседателей сами предложили то, что было у меня на уме. Они прямо заявили: если новгородская дружина стала самостоятельной организацией, пусть выкупает технику. Новость они восприняли спокойно — видимо, ситуацию оценили трезво. Возражать начал только сын Даниила Степановича. Он не сходил с позиций, что Святослав Борецкий — великий князь, и считал, что я убил законного воеводу. С ним не спорили, однако попросили быть сдержаннее в суждениях и не чинить раскол в семье.
Складывалось ощущение, что члены совета осуждают Святослава за то, что тот создал семье лишние неприятности. Подобные настроения были понятны: в совете сидели не вояки, а деловые люди, для которых в приоритете коммерция. Пеклись они, прежде всего, о собственном кармане.
После завершения конференции Оля объяснила мне суть разговора, хоть я и сам уже всё понял. Она перечислила всех членов совета, сказала, кто какую должность занимает. Трое из пяти оказались крупными промышленниками, новый глава рода, Павел Всеславович, являлся главой великокняжеской канцелярии, а сын Даниила Степановича служил под его началом.
Но не успела Оля договорить, как Павел Всеславович сам мне позвонил.
— Артём Эдуардович, я рад, что мы, наконец, созвонились, — сказал он. — Слышал, вы возглавили новгородскую дружину и поддержали инициативы думы. Смелый шаг. Хочется надеяться, что это обеспечит мир и покой в нашем княжестве.
— Именно поэтому я и делают то, что делаю. За это погиб ваш брат. Я знал его, вчера мы с ним сражались бок о бок. Примите мои соболезнования. Он был достойным человеком и храбрым воином.
— Как он погиб?
— В бою. Даниил Степанович прибыл на базу вместе с Голицыным и московскими наёмниками. Он вызвал на поединок Гордея Всеславовича.
— Вот как… Война внутри семьи никому добра не принесла. Только горе и проблемы.
— Если вас это утешит, ваш брат отмщён.
— К сожалению, месть не вернёт его. Но всё равно спасибо. Однако звоню я по другому поводу. Недавно мне стало известно об изменениях, произошедших в новгородской дружине. Я должен поговорить с вами об этом.
— Знаете, я и сам собирался с вами поговорить. Новгородская дружина и дружина вашего рода — это теперь разные инстанции. А имущество общее.
— Так всегда и было. Дружиной Новгорода командовал один тысяцкий, нашей личной дружиной — другой. Но вы верно отметили: обе они спонсировались из единой казны, а казна принадлежала великому князю. Поэтому я не имею права оставлять данный вопрос без внимания.
— Да, вы затронули крайне важную проблему. И разумеется, её предстоит решить в рамках нового законодательства, которое одобрит дума в ближайшие дни. Однако должен напомнить: когда брошен клич, все роды обязаны предоставить то, что определено договорами. Сейчас ситуация именно такая. Новгороду требуется защита от вмешательства извне. Сейчас надо всем сплотиться. Поэтому я призываю вас оказать необходимое содействие. Помощь не обязательно должна заключаться в предоставлении личного состава дружины, она может быть материальной.
— Я вас понял, Артём Эдуардович. Должен заверить, что безопасность и целостность Новгородского княжества для меня и моего рода являются делом крайне важным. Совет обсудит вашу просьбу, и я передам вам решение.
Обещание главы рода обнадёживало. Кажется, я смог донести до него мысль, что Борецкие не стоит мешать новгородской дружине распоряжаться имеющимся у неё имуществом до тех пор, пока не установится новая власть. Потом это будут уже не мои проблемы. Такие вопросы должны решаться на уровне правительства, а не военного командования.
Закончив беседу, я отправился в спальню, скинул пиджак и плюхнулся в кровать. Перед глазами был тёмный потолок, на котором расплывалось жёлтое пятно света от торшера. Голова под вечер разболелась. Переговоры требовали от меня таких колоссальных внутренних усилий, что казалось шашкой весь день махать — и то легче.
Вероника сидела в кресле с портативником на коленях. Увидев, в каком я состоянии, она долго смотрела на меня озадаченным взглядом.
— У тебя всё хорошо? — спросила она.
— А что, похоже? — через силу улыбнулся я.
— Такое ощущение, что на тебе пахали целый день.
— В какой-то степени ощущение верное. Я не привык к таким вещам.
— К чему?
— Ну как же? Переговоры. На утренней встрече пришлось тяжко.
— Но у тебя же всё получилось? Ты по-прежнему возглавляешь дружину?
— Да, каким-то чудом у меня всё получилось.