Нас нет (СИ)

Вильям смеётся. Этот грудной смех заражает и Александру, и вот они смеются уже оба. Девушка даже не замечает, что Магнуссон отстранился и смотрит на неё, и в его глазах она находит всё.

— Знаешь, — произносит Вильям, — возможно, тебе стоит пить почаще.

Он берёт её лицо в ладони, и к Ольсен возвращаются краски.

— Скажи это ещё раз.

— Я люблю тебя. Я люблю тебя. Я…

И когда Вильям целует Александру, кровь приливает и к её губам. В этом поцелуе нет ни одного вопроса, но есть тысяча ответов, и каждый из них звучит одинаково: «Я люблю тебя».

В этот момент Александра почти не вспоминает свой приступ, спровоцированный вовсе не алкоголем, как подумал Вильям, а чувством вины за то, что никогда не должно было ей присниться.

Даже о Крисе она почти не думает — о том, как он держал её за руки последние дни, о том, как эти небрежные касания удерживали её от падений.

— Прости меня, — шепчет Александра, уже скорее для себя, чем для Вильяма.

Парень гладит её волосы и всё ещё улыбается:

— Перестань извиняться. К тому же Крис сказал, что ты вела себя хорошо и рано легла спать. Никто не знал, что тебя ждёт такое экстремальное пробуждение, — Вильям пытается перевести всё в шутку, но Александра вздрагивает, услышав имя Криса.

— Крис? Ты с ним разговаривал? Что он сказал?

«Какого чёрта он не отвечает на мои звонки?»

Вильям пожимает плечами:

— Только то, чтобы мы не смели пачкать его чистый пол. Он оставил тебе тазик.

Между бровями Александры появляется складка. Значит, вчера Крис отвёл её пьяную спать? Она помнит, как он вёл её, но ей почему-то казалось, что сначала они свернули в ванную…

— Лучше бы он убрал бутылки, — бурчит Ольсен. — И ту рыжую из нашей кухни.

Александра помнит, как проснулась ранним утром от звука открывшейся двери и приглушённого голоса Вильяма, выпроваживающего заснувшую гостью.

— Перед уходом он ещё пробурчал что-то о том, будто бы осведомлён, что за убийство в нашей стране сажают, и ты не должна распускать руки.

— Я? — удивляется Александра и морщит лоб. — Что он сделал?

Ответа у Вильяма не находится.

Внутри у Александры дремлет какое-то знание, и она с опаской обходит его стороной. Ей кажется, что она помнит, или ей всего-навсего мерещится собственный голос: «Я тебя… убью и зак… закупаю… нет, закопаю», — и на коже появляются мурашки.

Сердце стремительно бьётся, обгоняя тихий, похожий на эхо ответ: «Я уже говорил, ты и так меня убиваешь».

Это не может быть правдой, потому что Крис точно не нёс её на руках до спальни, не укрывал одеялом, пока она угрожала ему расправой. Шистад никак не мог принести ей таз — но Вильям сказал, что это всё-таки был он — и наказать, чтобы она блевала туда, а не на чёртов чистый пол!

Всего-то это просто не могло быть.

Потому что всё это было лишь сном, не так ли?

***

Ей нравится чувствовать его губы на своём животе.

Александре жарко, и она всего лишь сказала, что хотела быть снять дурацкую одежду. Помощи от Криса никакой — блузку он снимает медленно, и ей становится ещё более душно, чем было.

Она немного выгибается в спине и быстро снимает блузку, не взирая на взгляд Криса — одновременно раздражённый и вожделеющий.

— Ты такая неромантичная, Алекс.

— Нечего слюнявить мой пупок, — отвечает Александра, и в её бесцветных глазах загорается огонёк, который так ненавидит Крис.

Ольсен это знает, потому что Шистад всегда начинает раздражать её, когда она немножко расслабляется. Но сегодня всё по-другому.

Александра улыбается Крису — это простая чистая улыбка, совсем даже не хмельная, что немного её удивляет. Она же столько выпила!

— Иди сюда, — она и сама не верит, что произносит это, но слова звучат как-то правильно.

Александра притягивает Криса, так, чтобы его глаза были напротив её, и, ощущая на себе его тяжесть, чувствует себя неимоверно слабой и немного… может быть… чуть-чуть… счастливой.

— Ты так сильно меня бесишь, — признаётся она и запускает пальцы ему в волосы.

Крис улыбается — от его улыбки что-то в ней умирает и рождается заново — и говорит то, что она и боится, и хочет услышать. Его шёпот опаляет ей ухо, и она невольно стонет:

— Засуди меня за это.

Александра не уверена, но, возможно, она целует его первой. И даже так ощущает эту улыбку, и это и раззадоривает, и злит; девушке хочется исполосовать кожу Шистада ногтями, укусить его и сделать что угодно, лишь бы стереть его улыбку.

Но Крис заводит ей руки над головой и углубляет поцелуй. Александра ощущает, что барьеры внутри неё рушатся, что настоящая Снежная королева гореть не может, а она просто сгорает.

— Алекс, — Крис выдыхает имя прямо ей в губы. — Алекс…

Она боится открыть глаза и посмотреть на него. Почему она боится? Почему не открывает глаза, почему не смотрит на него, почему ничего больше не может сказать?

Во тьме безопасно.

— Я не должен был целовать тебя, Алекс.

«Должен. Ты должен был», — думает она и чувствует ярость за то, что он сказал это. Ей хочется его ударить, хочется сказать, что она его убьёт и закопает.

— Ты просто меня убиваешь, — шепчет Крис, словно её услышав, и у неё больше нет сил — она должна посмотреть на него, должна что-то сделать…