Нас нет (СИ)

Александра закрывает глаза. Крис Шистад верит, что наутро она ничего не вспомнит, но надеется, что не забудет.

========== Глава 4 ==========

Воскресенье, 07:51

Александра переворачивается на бок, и её рвёт.

Вильям усаживается сзади и приподнимает девушку, прежде чем придержать ей волосы. Рвотные позывы сотрясают тело Ольсен, она старается дышать глубоко, но каждый раз, ощущая отвратительный привкус на языке, снова задыхается. Спазмы сжимают горло, и её всё рвёт, рвёт и рвёт.

Перед глазами — пелена, это слёзы застлали взор, и она даже не видит, что, слава богу, её тошнит не на пол, а в таз. Александра может чувствовать только кульбиты, которые совершает оставшееся содержимое желудка, и тёплое дыхание Вильяма на своей макушке.

— Тише… Всё хорошо, милая, всё хорошо, — шепчет Магнуссон, и всё её тело снова сотрясается и горит.

Руки Вильяма обвиваются вокруг её талии, и становится легче. Мерзкий кислый привкус во рту, конечно же, никуда не исчезает, но звук его голоса действует успокаивающе.

— Вот так, молодец.

Александра откидывает голову на плечо Вильяма, и из груди её рвутся рваные вдохи. Парень больше ничего не говорит, баюкая девушку в своих объятиях.

Александра вся потная, измождённая, с лихорадочно блестящими глазами на осунувшемся за ночь лице. Она смотрит пустым взглядом в потолок, ощущая, как рядом бьётся любящее сердце, и ненавидя себя каждой фиброй души.

— Ничего. Ты в порядке, теперь ты в порядке.

И слёзы снова бегут по щекам Александры. Она сама себе отвратительна — за то, что выглядит настолько слабой, за то, что опять заставляет Вильяма видеть её настолько жалкой, за то, о чём думала…

Ей хочется выплюнуть эту желчь, но это уже даже не желудочный сок, а что-то в её мыслях, в её голове; что-то грязное, отвратительное, недопустимое.

— Прости меня… прости.

Объятие Вильяма становится крепче и увереннее. Александра всё продолжает шептать, но он только сильнее её удерживает, боясь, что та чужая и сломленная Александра вернётся, — пугливая, незнакомая ему девушка, плачущая на похоронах бабушки.

— Я с тобой. Слышишь? Я с тобой.

Александра сжимает дрожащими руками его руки, оставляя следы от ногтей, но боли Вильям не ощущает. Даже сейчас, потерянная и поддавшаяся панике, Александра Ольсен остаётся той, кем была всегда, — константой в его жизни.

***

09:01

Александра оправляет домашнее платье и подбирает под себя ноги.

Девушка выглядит чересчур бледной, на губах нет ни кровинки, но она наконец-то вымыта, причёсана и собрана. У неё больше не дрожат руки, и глаза смотрят на Вильяма как и прежде — со спокойной лаской и тихой любовью.

Но Магнуссон всё равно окидывает Ольсен долгим пронизывающим взглядом, прежде чем отойти от дивана и пойти на кухню. Он может видеть её и оттуда, но расстояние между ними нервирует его все те минуты, что необходимы для заварки чая.

Александра тем временем включает свой почти разряженный телефон, медленно нажимает на экран и подносит к уху. Вильям ни о чём не спрашивает и практически игнорирует происходящее: даже когда девушка кладёт телефон подле себя, он всего-навсего вынимает заварку из кружки и идёт обратно.

Ольсен принимает кружку. Магнуссон не садится до тех пор, пока не убеждается, что она пьёт — медленными глотками, степенно, если не сказать чинно. Вся такая светская и серьёзная, с мокрыми губами, которые ему хочется поцеловать.

Александра улыбается.

Она отставляет кружку на стеклянный столик, поворачивается к Вильяму всем корпусом и делает то же, что и всегда, когда между ними повисает эта странная ненавистная тишина: широко разводит руки.

Ни дать ни взять хрупкая птичка, которая вот-вот взмахнёт крыльями и улетит; и словно чтобы не дать этому случится, Вильям подаётся ей навстречу и обнимает, ощущая, как её ладони опускаются на его спину.

— Прости меня, — снова говорит Александра, но на сей раз в её голосе нет ни отчаяния, ни страха. Этот голос проникает внутрь него, всё рушит и собирает заново. — Прости, что раз за разом заставляю тебя волноваться.

Вильям знает, что чувствует, но не может облечь в слова — всё это не важно. Его беспокойство, её панические атаки — это не имеет значения. Для него нет ничего сложного; всё просто, если Александра здесь рядом.

— Я не собиралась напиваться. Я знаю, что в моём состоянии пить не следует, — она говорит негромко, стараясь подобрать каждое слово, и это, как и всегда, отзывается в Вильяме болью. Александра не должна подбирать слова рядом с ним. — Наверное, я просто сильно по тебе скучала.

И стена между ними рушится.

Александра чувствует, что Вильям улыбается. В эту секунду она ни в чём не сомневается и не понимает, как вообще может сомневаться. И она любит его, просто любит, и всегда будет любить.

О чём вообще думал её глупый пьяный мозг? Удостовериться? В чём? Вильям с ней, даже если его прямо сейчас нет рядом; он под кожей, в венах, в мыслях, во всей ней.

— Господи, — в конце концов, говорит Ольсен. — Я так сильно тебя люблю.