Нана и Мохан. После сумерек богов (СИ)

Она не боялась никого из трёх верховных божеств: ни диковатого Энлиля, ни своего собственного отца, ни Энки, который добродушием и незлопамятностью и вовсе напоминал ей бывшего мужа Гефеста. Она частенько с внутренним весельем вспоминала случай, как выманила у него таблицы судеб, подпоив вином Диониса, делающим многих сговорчивыми. Она села в небесную лодку, прихватив с собой таблицы и пока Ниншубур усиленно гнала лодку вперёд, Инанна успела использовать несколько таблиц. В одну из них она вписала пожелание стать богиней урожаев и всё исполнилось. Кроме того, что она была богине любви и красоты, она стала, к тому же, шумерской Деметрой, завладев властью над урожаями, а значит, продовольствием этой вселенной. Потом она пожелала стать богиней войны. Но не воительницей, вроде Афины, а просто богиней, которой можно было помолиться, принести жертвы, а взамен получить благословение и успех в ратном деле. Она также взяла под контроль некоторые природные явления, научившись вызывать дождь, засуху, холод или жару. Она стала и богиней женских энергий. Она было увлеклась и чуть было не использовала все таблицы на удовлетворение своих амбиций, но потом опомнилась, что слишком много на себя возьмёт и это осложнит ей жизнь.

Слуги Энки, протрезвевшего от вина и понявшего, что он совершил, отдав таблицы судеб Инанне, и пославшего вслед за ней погоню, настигли было её лодку. Инанна уже успела получить желаемое и можно было отдать оставшиеся таблицы, но ею овладел азарт удержать их при себе во что бы то ни стало. Она села на них сверху и ответила слугам Энки такой слёзной истерикой, что они заткнули уши и оставили её в покое, побежав жаловаться на неё своему хозяину.

Энки, в свою очередь, помчался с жалобой на неё к её отцу Ану и тот вызвал её, чтобы разобраться в этом.

— Что это на тебя нашло, доченька, что ты напоила каким-то странным вином Энки и стала просить у него таблицы судеб? Верни! Слышишь? Немедленно отдай Энки таблицы судеб!

Инанна уже была готова поступить так, как велел отец, но азарт, чувство игры и желание удержать трофей всё ещё не отпускали её и она жалобно заголосила:

— Отец, но Энки сам мне подарил, я не крала!

И снова разразилась такой истерикой, что Ану и Энки также закрыли уши. А потом Энки замахал руками:

— Ладно, ладно, пусть забирает таблицы, я-то себе ещё сделаю!

Так просто всё сошло с рук тогда и даже остались с Энки друзьями, ведь именно он вытащил её тогда из переделки в Иркалле.

А вот с Нергалом она бы не решилась играть в такие игры. Нет, нет, не решилась бы!

Она присела в кресло, загрустив. Вспоминать прошлое больше не хотелось. Там, в прошлом, не было Мохана. Вечность прожила — и без него. А сейчас рассталась всего несколько минут назад — и уже скучает.

Эрешкигаль не сиделось на месте. Вероятно, прожив беспокойную судьбу, она никак не могла обрести внутреннего равновесия. А в последнее время она вновь начала общаться с душами умерших — неприкаянными существами, для которых в этом мире больше не было пристанищ в виде загробных царств, вернуться в Хаос они не решались, а возродиться в новом теле также было не так-то просто. Вот и теперь она завела разговор с кем-то невидимым и ради этого даже переместилась сквозь стену в жилище Мохана. Вероятно, она не желала, чтобы это слышала Нана или как-то её отвлекала.

И тут Нане показалось, что кто-то ещё присутствует в комнате, которую только что покинула Эрешкигаль.

— Ну, кто это ещё тут торчит? — раздражённо проворчала она.

Тут же как из воздуха перед ней соткалась щуплая невысокая фигурка рыжеволосой девушки. Было трудно понять, одета эта девушка или нет: её облачение состояло из ремней кроваво-красного цвета, опоясывающих под грудью, крест-накрест спускавшихся на живот, слабо прикрывавших мохнатый рыжий лобок, и таким же крестом охватывавших худощавые бёдра. Девушка не сводила с Наны нахальных мутно-зелёных глаз и на тонких губах её играла наглая улыбка.

— Привет тебе, бабушка, — бойко поздоровалась она и плюхнулась в кресло напротив.

— Не смей называть меня бабушкой! — с раздражением проговорила Нана. — Я вообще не разрешала тебе появляться в моём жилище и разговаривать со мной! Кто ты такая, чтобы позволять себе такие вольности со мной, Инанной?!

— Как это — кто такая? — девица, кажется, нисколько не обиделась. — Ты же меня видела как-то и знаешь, что я — дочь одного из твоих сыновей. И почему бы внучке не позволить вольности со своей родной бабулей? — она хихикнула.

— Со мной даже дети не держат себя за панибрата, Аграт-бат-Махлат, — голос богини любви сделался холодным. — А внукам не позволено это и подавно. Если ты не возьмёшь более почтительный тон и будешь пустословить, я тебя вышвырну вон. Если ты хочешь сказать мне что-то, что считаешь важным, то изволь уважать мой статус.