Нана и Мохан. После сумерек богов (СИ)

— Каждый по-своему выражает уважение. Для меня, отродья демона, как бальзам на сердце вспомнить, что моё происхождение исходит от самой яркой звезды месопотамского пантеона — Инанны, — Аграт-бат-Махлат закинула ногу на ногу и покачала острой коленкой. — Эээээ, как же мне не повезло родиться твоей дочерью, пусть даже от смертного, от демона, да хоть от козла! — она хихикнула. — Какая разница, кто отец если мать — сама Инанна? Эээээ, была бы я твоей дочерью, вот бы была моя судьба, как нынче говорят, в шоколаде!

— С чего это ты решила? — надменно усмехнулась Нана. — Я, кажется, никого из своих детей шоколадом не обкладывала. Весь шоколад я всегда берегла для себя, это известно обоим пантеонам, к которым я принадлежала.

— Ну, не скажи, — Аграт-бат-Махлат задёргала плечиками и принялась извиваться и ёрзать на месте, — не скажи, — она опять нервно захихикала. — Ты всем своим детям дала бессмертие, просто так, за то, что они твои дети. А вот мне пришлось выслуживаться перед папаней, чтобы бессмертие получить. Ээээээ, на что я только не шла, на что не шла! А будь я твоей дочкой, ты просто сделала бы меня бессмертной — и я бы не знала забот и всего того, что мне пришлось вынести.

— Это да. Я постаралась дать бессмертие всем своим детям. Только на этом мои заботы о них кончились.

— Это потому, что у них не хватило ума постоянно о чём-то просить тебя. А ведь начни они одолевать тебя просьбами, я уверена, ты бы не отказала.

— С чего ты решила?

— Ну, как же. Я же знаю эту историю, как ты водила Света в Верхний Мир на совет богов, чтобы дать ему возможность выслужиться. Жаль, он эту возможность так бездарно профукал. А я-то уцепилась бы за это, ох, уцепилась! Инанна, я бы ходила за тобой лисьим хвостом, я бы молила: «мама, мама»! — пропищала она и, сложив молитвенно ладошки, бухнулась с кресла на колени. — Мама, я хочу стать великой, мамочка, поделись со мной теми табличками судеб, впиши, ну випиши туда, пожалуйстаааа, чтобы я обрела какой-нибудь талант или способность насылать какие-нибудь болячки на смертных или камнепады или саранчу или клещей в затхлые матрацы, только пусть бы и мне повсюду строили храмы и шёл бы дым от жертвенных алтарей, как тебе! И пусть бы все мужчины, что привлекут мой взор, стали моими! А если бы я была также похожа на тебя, как Свет? — закричала она, вскакивая и снова шумно падая в кресло. — Один в один, лицо в лицо? Если бы я была так похожа на тебя, если бы твоя красота была моей? Ах, ну разве мне могло так повезти, чтобы Инанна была моей матерью?

Нану начали смешить ужимки Аграт-бат-Махлат. А кроме того, ей польстило, что девчонка сожалеет о том, что она не её дочь. Нана не считала себя хорошей матерью своим детям хотя бы потому, что не решалась к ним привязываться. Конечно, материнский долг ей не был чужд и она обеспечила бессмертием всех своих детей, а этого смогли добиться не все богини, даже те, кто своих смертных детей обожал. Но вот любви и общения со своими детьми она старалась избегать. Рождая их, она обычно отдавала их на воспитание их отцам или богам низших ступеней и встречалась с ними чаще всего только тогда, когда этого требовал сценарий судьбы.

Она боялась своей любви к детям, боялась страданий из-за этого. Да, она великая богиня, но даже это не даёт гарантии, что она сумеет оградить своё многочисленного потомство каменной крепостной стеной, защищающей от бед и невзгод, обложить ватой и шоколадом. Даже если бы ей судьбой был предназначен только один ребёнок. И одного ребёнка невозможно укрыть от страданий. Пример тому Деметра и её единственная горячо любимая дочь Персефона, за которую распорядились другие боги.

Нет, уж лучше не слишком любить своих детей.

Особенно Нана боялась привязаться к Эроту. Вечный малыш мог растревожить её сердце, вызвать волны нежности и желание опекать, баловать, сюсюкать. Она старательно избегала с ним встреч, а когда было необходимо с ним общаться — только из-за сценария судьбы, она старалась даже не смотреть в его детское личико, чтобы не умиляться щёчками и глазками. Просто взирала на кучерявую светло-позолоченную макушку или вовсе отводила глаза. Так лучше. А то мало ли какая судьба предназначена этому ребёнку, страдай потом.

Ведь было же, когда она ещё вынашивала Эрота, одна из мойр возьми да сболтни Зевсу, что будущий ребёнок Афродиты принесёт в мир много страданий. Зевс был обязан вынести решение умертвить мальчишку ещё при рождении. Вот тогда ей, Афродите, пришлось вызвать у себя преждевременные роды и сотворить иллюзию огромного живота, как будто беременность продолжалась. А младенца прятать в логове, где его выкармливали львицы. И посещать всего раз в день, чтобы не привлечь внимания, и поить амброзией в таком количестве, сколько ребёнок мог проглотить, натирать амброзией маленькое тело. А когда подошёл срок рожать и Зевс уже был готов расправиться с плодом её чрева, выяснилось, что мальчишка обрёл бессмертие и умертвить его невозможно. Младенца просто отдали на воспитание лесным нимфам и можно было теперь не слишком часто вспоминать о нём…