Мохан, Нана и Эрешкигаль переводили тревожные взгляд то на него, то на сверкающего от изобилия искр небо.
Наконец, Шива открыл глаза и навёл их на троих богов, вопросительно взиравших на него. Во взгляде его тёмных суровых глаз отражался ужас.
— Рушится рай, — прочеканил он. — Наш рай. Тримурти.
Теперь страх появился в глазах Мохана.
— Он медленно разрушался до сих пор, — промолвил он. — Ты хочешь сказать, что теперь он разваливается полностью?
— Да. Всё до основания. Нашему раю пришёл конец.
Нана подумала, что конец раёв наступил уже давно. После того, как она выбралась из Тартара, она успела побывать в опустевшем Верхнем Мире, побродить между наполовину исчезнувшими дворцами богов. Она обнаружила там своё зеркальце — давнее благословение отца и только его и унесла с собой. А через несколько дней после этого события Верхний Мир перестал существовать. И она даже не знает, искрило ли вот так небо, когда месопотамский рай исчез окончательно. Возможно, прощальные звёзды падали ночью или она и Эрешкигаль были пьяны в драбадан и валялись без памяти.
Да и гора Олимп перестала быть пристанищем богов. Великая гора, с которой по нескольку часов падали сброшенные боги, наказанные Зевсом, значительно просела и стало обыкновенной горой, доступной смертным.
А Шива продолжал:
— Но это ещё не всё. Кажется, некоторых малых богов и апсар затянуло в жерло Эреба. Мы обязаны немедленно прити к ним на помощь.
— Мы с сестрой можем чем-то помочь? — спросила Эрешкигаль.
— Нет, — лицо Мохана сделалось суровым. — Лучше останьтесь здесь. Так будет спокойнее. Мы со всем справимся.
Он наспех попрощался с Наной, поцеловав её, и они вдвоём с Шивой исчезли из поля зрения богинь.
— Это всё очень серьёзно, — с тревогой прокомментировала Нана. — Что если теперь достаточно долго я не увижу Мохана из-за этих событий? Это ведь не шутка: потерять рай.
Эрешкигаль пожала плечами:
— Я не знаю. Я никогда в раю не была. Но мне было бы и в аду неплохо, если бы не… Мы поговорили об этом немножко с Шивой.
— Ого! Ты так хорошо знакома с этим богом, что разговор у вас дошёл до личного?
— У меня было странное чувство, как будто я знаю его уже давно и он поймёт меня.
Нана опустила голову, прикрыла ладонью улыбку.
— Мне всегда не хватало именно понимания, — добавила Эрешкигаль.
Насчёт нелёгкого сосуществования в плену подземелья с Нергалом — тут Нана могла отлично понять Эрешкигаль. Нана ненавидела Нергала за то, что он слишком отличался от других мужчин, которых она так или иначе умела заставить относиться к себе снисходительно, уступить. Обычно она делала это с помощью лучезарной улыбки: широкой, сверкающей белоснежными зубками, играющей ямочками на щеках, а главное, она научилась улыбаться глазами, до умопомрачения обаятельно их сощурив — так, по-доброму, игриво, искристо, поблёскивая озорными глазками под пышными длинными ресницами… Если это не срабатывало, она отыскивала слабости в мужчинах и умело ими манипулировала. Иногда приходилось прибегать к крайнему средству: истерикам, которые никто не выносил. А на Нергала не действовало ничего. Он всегда смотрел на богиню Инанну так, как будто видел её насквозь и презирал.
Впрочем, создавалось впечатление, что он презирал чуть ли не всех богов Верхнего Мира, включая его главу — бога Ану. Однако, он не пропускал ни одного пиршества, но всегда заявлялся на них с таким видом, что становился похожим на тигра, ненароком забредшего из леса в человеческое жилище и готовившегося к атаке. Он омрачала пиры своим диким поведением и когда, наконец, он избавил богов Верхнего Мира от своего присутствия, навсегда переселившись а Иркаллу, боги на радостях устроили самый грандиозный пир, какого не бывало прежде.
Энлиль тоже был дик, потому что очень редко говорил нормальным ровным голосом, а почти всегда кричал, как будто ругался, не гнушался он и сквернословия. Но к его воплям боги привыкли, зная: когда он сердился по-настоящему, у него от гнева глаза начинали смотреть в разные стороны и на земле непременно начинались бури и ураганы. Но и к нему Инанна отыскала подход, а вот к Нергалу — нет.