Награда

— Зачем же вы оставляете ружье без присмотра, в открытом доме? — строго спросил защитник Сайлы, пожилой обрюзгший мужчина в золотом пенсне. Старый адвокат, он со скучающим лицом слушал свидетелей, перебирая лежавшие перед ним бумаги. Дело Сайлы он считал рядовым уголовным случаем.

— Зачем закрывать, ружье, однако, не убежит! — не понял вопроса Иннокентий.

— Выходит: убежало. Ружье попало в руки подсудимой Сайлы. И вот в результате — убийство. А его могло бы и не быть, — наставительно заметил защитник. — Прошу суд учесть это обстоятельство.

Иннокентий понял из слов защитника, что его обвиняют.

— Ружье в каждом доме есть, — обиделся старик. — В другой дом забежала бы Сайла, там взяла.

— А вы видели, как Сайла стреляла в покойного Ли? — спросила судья.

— Нет, я на рыбалке был.

— А как по-вашему, она должна была стрелять?

— Когда медведя в тайге встретишь, стрелять надо, — многозначительно заметил Иннокентий.

— Но ведь тут человек...

— Какой человек — все равно медведь, — махнул рукой Иннокентий и, не ожидая разрешения, сел на лавку.

Судья чуть заметно улыбнулась, пригладила на висках волосы и обратилась к Апе:

— Расскажите суду, как вы продавали свою жену.

Заискивающе улыбаясь, Апа поднялся с места, одернул подол новой рубахи.

— Я не продавал, так отдал. Ли — молодой, я — старый, Сайла — молодая.

— Апа поступил по закону, — глухо произнес чей-то голос.

Люди невольно обернулись. Это был Пору. Он сидел у самых дверей.

— Да, я поступил по закону, — обрадовался поддержке Апа. — Вот и шаман говорит: по закону, по закону предков.

— Новая власть, новый закон есть! — выкрикнул Кирилка. Он сидел рядом с Матвеем Алексеевичем.

— Молодой человек прав, — сказала судья и добавила строго: — Прошу не прерывать свидетелей, граждане. Продолжайте, Апа.

Но тот, испуганно покосившись на Вана, словно ища у него поддержки, умолк.

Защитник все с таким же скучающим лицом говорил много, путано, уснащая свою речь множеством «та-а-а-скать» и «ка-а-а-скать». Просил суд о снисхождении. Женщина-судья досадливо хмурилась, слушая защитника. Но у жителей стойбища его речь вызвала искренний интерес. Некоторые считали его поважнее судьи и заседателей. Уважение вызывали и золотое пенсне защитника, и клетчатый пиджак, и черный галстук-бабочка, и осанка.

Только Сайла оставалась безучастной. Она, казалось, не слыхала, что говорят защитник, свидетели, ее старый муж, и сидела неподвижно, опустив глаза.

— Очень верно сказал тут один парень: новая власть, новый закон, — начала свою речь женщина-судья. — Да, в наше время, когда власть принадлежит народу, люди живут но новым законам. Не законы предков, а наши советские законы самые справедливые, и каждый гражданин должен им подчиняться. А кто не захочет подчиняться, того заставим. Так ведь, товарищи?

Зал отозвался одобрительным гулом.

— Сайла нарушила закон, — продолжала женщина-судья. — Она убила человека.

— Черт-баба! — воскликнул, не удержавшись, Ван и даже подпрыгнул на скамейке, но тут же умолк, встретившись со строгими глазами судьи.

— Сайла совершила преступление, — женщина предупреждающе постучала по столу карандашом.— Но при каких обстоятельствах? Преступление вызвано другим преступлением. Его совершил муж Сайлы. Вот он сидит здесь как свидетель. Апа Бельды продал свою жену приятелю Ли. Он грубо нарушил наши советские законы, запрещающие это делать.

— Я подарил ее китайцу! — тоненько крикнул Апа.

— Жена не вещь, надо давно это понять. И Сайла защищалась, выстрелив в преследователя, посягавшего на ее честь. Убитый тоже является соучастником преступления. Так что мы сегодня судим не только Сайлу, убившую человека, но судим старые порядки, законы предков, о которых здесь упоминал шаман Пору. Мы должны чтить предков, обычаи и традиции, но только те, которые помогают нам строить новую жизнь.

Дальше судья говорила о положении нанайской женщины в семье. Хотя Советская власть и дала равные с мужчинами права нанайке, но не всегда матери, жены, сестры еще могут пользоваться этими правами.

Слушая судью, многие женщины плакали, словно не о судьбе Сайлы, а об их собственной судьбе шла речь.

Аня с восторгом смотрела на судью, чем-то напоминавшую ей мать, и не замечала слез, катившихся по щекам. Она сидела рядом с Кирилкой, серьезным и молчаливым. Обернувшись к нему, Аня тихо сказала:

— Неужели у вас к жене относятся, как к вещи?

— Кто относится? Апа относится! Апа собака, сама видишь, — обиженно отозвался Кирилка.

Он знал, что не один Апа так обращается с женой, но ему не хотелось признаваться в этом, было стыдно за родичей.

После того как судья предложила наказать подстрекателей к убийству, Апа совсем пал духом и, съежившись, сидел на скамье, боясь посмотреть соседям в глаза. Куда делась обычная наглость бывшего старшинки!

Обмяк и Ван. Он больше не выкрикивал угрожающих слов, лицо его сделалось плаксиво-виноватым.

А Сайла, будто с нее сняли тяжкий груз, выпрямилась и смотрела теперь на судей с надеждой и вниманием.

Рядом, прижавшись к матери, сидели Чокчо и Кеку. Они подсели к ней, как только она закончила показания.