Награда

Матвей Алексеевич внимательно вглядывался в лица и не нашел ни одного равнодушного. Кирилка — само внимание и прилежание. К этим чувствам примешивается еще что-то. Уж не восхищение ли красотой русской девушки-учительницы? На лице Иннокентия удивление, что он постигает премудрость говорящих знаков, как он почтительно называл буквы. Иногда он косился на дверь, видимо, подумывал о бегстве. Стыдно учиться старому рядом с молодыми. Несколько успокаивало его то обстоятельство, что учиться пришел и его родич, старший по возрасту. Наставив в тетради частокол палочек, Иннокентий вытащил из кармана трубку, закурил. Аня укоризненно покачала головой. Девушки в углу фыркнули. Хотя они шептались и посмеивались, но успевали и заполнять тетрадочный лист аккуратными знаками. Девичьи руки, привыкшие к игле, к вышиванию, лучше мужских справлялись с начертанием букв.

Груша подтолкнула Матвея, указала глазами на дверь. У порога, словно запоздавший школьник, стоял шаман Пору, исподлобья осматривал классную комнату. Потом он прошел к свободной парте, уселся неторопливо, снял круглую шапочку, какие носят нанайцы, отправляясь на охоту, и положил сухие руки на блестящую от черного лака парту. Аня, приняв его за ученика, принесла Пору тетрадку, желтый карандаш, шепотом спросила его фамилию.

— Актанка... — пробормотал Пору, впиваясь в лицо девушки единственным глазом. Указывая на доску, учительница тихо объясняла ему урок. Написала два-три крючочка на первой странице. Шаман неуверенно взял из рук учительницы карандаш и затеребил редкую бородку. Его голова нервно дернулась, когда он приметил Матвея. Он даже приподнялся, чтобы уйти, но передумал, уткнулся в тетрадь и стал чертить карандашом.

Матвей редко встречался с шаманом, но знал, что тот злобно ненавидит его, следит за каждым его шагом. Влияние шамана не ослабло, несмотря на растущее число друзей и почитателей русского лекаря. Веками воспитанный страх перед неведомыми духами, перед всемогуществом шамана, управляющего этими духами, не так легко рассеять. И часто по ночам слышались волнующий рокот шаманского бубна и визгливые звуки камлания. Это означало, что Пору пригласили полечить заболевшего обитателя стойбища нередко после того, как он уже побывал на приеме у русского лекаря. Встречаясь с Мартыненко, Пору язвительно и загадочно улыбался. Эта неприязнь болезненно задевала Матвея Алексеевича, хотя он и старался это скрыть.

Во время перерыва супруги Мартыненко ушли домой. Ушел и Пору. Перед уходом он с иронией спросил старого Иннокентия:

— Крючками на бумаге будешь ловить рыбу?

— Эти крючки помогают ловить хорошие мысли, — нашелся Иннокентий. Посоветовал с безобидной улыбкой: — А почему бы и тебе не поучиться, шаман?

Сверкнув черным глазом, шаман шагнул за порог, не затворив за собой дверь.

Вышло так, что после занятий в классе остались Аня и Кирилка. Аня просматривала тетради, а Кирилка топтался у дверей, ожидая учительницу.

— Кирилл, можешь идти, я еще посижу немного, мне нужно к завтрашнему дню подготовиться, — сказала девушка.

— Я подожду, я мешать не буду, — смутился Кирилка. — Я тебя провожать стану. Темно, однако, заблудишься... Не смейся, тайга рядом. А я ночью как все равно днем вижу.

Увидев на лице девушки улыбку, Кирилка осмелел, подошел к столу и присел рядом. Парень он симпатичный: черноволос, горячие черные глаза смотрят на людей доброжелательно и открыто, коренаст, чувствуется сила в крепких руках. Восприимчивый, сообразительный, он, несомненно, станет первым учеником.

— Тебе на медведя приходилось охотиться? — спросила Аня, продолжая перелистывать тетради.

— Нет, на медведя не ходил, — с сожалением вздохнул парень.

Ане понравилась правдивость Кирилки. Другой бы мог солгать, лишь бы порисоваться.

— На лося приходилось, — заметил Кирилка. И стал рассказывать, как однажды зимой гнал по тайге сохатого. Рассказывал так образно, мешая русские слова с нанайскими и тут же переводя их, что девушка ясно представляла себе тайгу, запорошенную сухим колючим снегом, черные стволы деревьев, гривастую сопку и на вершине, на фоне багрового вечернего неба, силуэт сохатого с ветвистыми рогами. Гулкий выстрел. Сохатый медленно валится на снег, подгибая колени. Вот он ткнулся бородатой мордой в землю и замер...

— Как будет по-нанайски «лось»? — находясь еще под впечатлением рассказа, спросила Аня.

— То.

— Так коротко? То, — повторила Аня. — А «медведь»?

— Пурен мапапи.

— О-о! Медведь даже двумя словами называется.

— Потому хозяин тайги — медведь, — пояснил парень. — Вроде старшинки.

— Кирилл, ты меня учи по-нанайски говорить,— попросила девушка. — Я тебя по-русски, ты меня по-нанайски.

— Буду учить, — с готовностью согласился Кирилка. — И ты меня всему скорее учи. Вот что здесь в книгах написано, — указал на стопку книг Кирилка. — Я хочу лекарем стать, людей лечить, вроде Матвея Алексеевича. Могу я стать лекарем?

— Можешь, Кирилка, можешь. Но только много надо учиться, трудно будет.

— Я не боюсь, — обрадовался Кирилка. — Я сильный. Я стану читать, читать много. Ночью буду читать...