Награда

— Вы о чем там шепчетесь? — насторожился пришелец, обгладывая кость крепкими желтыми зубами. — Признали небось? Ну и признавайте. Я-то вас хорошо знаю. Ты — лекарь, — указал он на Мартыненко. — В Тайхине живешь. А ты — Кешка. Я всех в тайге знаю. На сотни верст... И меня знают, — не без хвастовства добавил он. — Слыхали о Ваньке?

«Ванька-калмык! Предводитель банды!» Давно забытое вновь встало перед Матвеем Алексеевичем. Эти узко поставленные, наглые глаза, эти зубы! Он узнал того офицера-калмыковца, который расстреливал людей в Полетном.

Наверное, что-то такое прочитал в его глазах бандит: он весь подтянулся, бросил недоеденное мясо в котел, отер губы, не сводя сверлящего взгляда с Мартыненко.

— Я знаю, о чем вы оба думаете. Хотите схватить? Не таких видел!

Быстрым движением калмыковец поднял винтовку и нацелился в грудь Матвея Алексеевича.

— Я бы с вами не очень церемонился, да шухер лишний мне ни к чему. Старик, складывай в мешок сохатину, живо! Потом в лодку снесешь. Некогда мне с вами дипломатию разводить. Поторапливайся. А ты, лекаришка, не рыпайся, я птицу влет бью.

Чувство беспомощной злости охватило все существо Матвея Алексеевича. Он вспомнил предостережение Петра и проклинал себя за беззаботность. Броситься на бандита? Но их разделяет костер. Иннокентий? Старик, парализованный страхом, безропотно выполняет приказание калмыковца. Трясущимися руками он торопливо вталкивал мясо в мешки, припасенные Грушей. Два мешка уже перенесены в лодку. Ружье! Матвей Алексеевич покосился в сторону берданок, висящих на суку ивы. Далеко...

— На ружье поглядываешь? — насмешливо заметил бандит, угадав мысли. — Сиди лучше. Не так уж я прост, как ты полагаешь.

Запыхавшийся от быстрой ходьбы с грузом Иннокентий вернулся за очередным мешком. Калмыковец не обращал внимания на старика, привыкший к беспрекословному подчинению таежных охотников. Но здесь произошло то, чего не ожидали ни бандит, ни Мартыненко: нанаец вдруг кинулся на бандита, пытаясь вырвать из его рук винтовку. Бросив ее, бандит подмял Иннокентия и вцепился ему в горло. Матвей Алексеевич опомнился, схватил винтовку и ударил калмыковца прикладом. Ударил неумело, — бандит, матерно ругаясь, вскочил и кинулся в кусты.

— Стреляй, уйдет! — прохрипел полузадушенный старик.

Матвей Алексеевич выстрелил наугад. Прислушался. Треск сучьев раздался под кручей берега.

— Живой! Беда, Матвей! — взмахнул руками старик. — Еще стреляй. Худо, если уйдет! — И сам схватил берданку.

Они увидели Ваньку у самой воды. Оба враз выстрелили, но промахнулись. У охотника дрожали руки и плохо видели заслезившиеся глаза, а Матвей Алексеевич вообще плохо стрелял.

Ванька скрылся за большим валуном, кричал, надсаживаясь:

— Ребята, ко мне!

— Беда, Матвей! — дрогнувшим голосом сказал Иннокентий. — На том берегу много люди есть. Тоже калмыки. С ружьями. Они к Ваньке, однако, бегут. Уходить надо. В лодку скорее, — тащил он Матвея Алексеевича, испуганно оглядываясь.

— Ваньку надо взять. Судить его надо, мерзавца, — колебался Матвей Алексеевич.

— Не надо Ваньку. Сейчас сюда его товарищи приходи, нас стреляй. Бежать надо, плыть, — возбужденно доказывал Иннокентий.

Они побросали в лодку свои вещички, прыгнули сами, и лодка вырвалась на стремнину таежной реки.

На противоположном берегу Матвей Алексеевич увидел несколько человек. Они суетливо спускали на воду плоскодонку. Да, еще немного помедлил бы Иннокентии, и несдобровать им, пристрелили бы их бандиты обоих и бросили в Днюй. Только сейчас Матвей Алексеевич почувствовал опасность, которой они подвергались. Запоздало заныло сердце, и холодок пробежал по спине.

Иннокентий пытался раскурить трубку, но руки его мелко дрожали.

— Сильно напугался, Иннокентий? — спросил старика Матвей, когда тот, наконец, справился со своей трубкой и задымил.

— Чего не испугался, здорово, однако, испугался, — чистосердечно признался он, нервно смеясь.— Думал, сейчас к духам уйдем оба. Зверя так не пугался, как Ваньку-калмыка. На медведя ходил — не пугался, амбу-тигра встречал за Сихотэ-Алинем — на землю ложился, прошел амба мимо, не тронул. Калмык хуже амбы. А ты испугался?

— Да чего скрывать: струхнул я тоже, Иннокентий. Зверь действительно опасный. Да вот упустили мы его.

Матвей Алексеевич с братской любовью смотрел на Иннокентия. Калмыковец мог прирезать старика ножом, мог пристрелить или задушить. И в то же время Иннокентий знал, что бандит отпустил бы его в стойбище невредимым. Бандиты не могли ссориться с нанайцами. Тайга — дом нанайца, у него калмыковцы берут пищу и одежду. Но старый охотник почувствовал, какая беда грозит его другу, русскому лекарю, и бросился на защиту, пренебрегая смертью.

— Славный ты человек, Иннокентий, — в порыве благодарности сказал Матвей Алексеевич.

Старик взглянул на него и недовольно хмыкнул.

— Умирать кому хочется? А на любого зверя надо первому бросаться, — назидательно пояснил Иннокентий.

Не любит старик нанаец похвал, всегда смущается и сердится. «Я девка, что ли есть, хвалить меня?»