Наблюдательный отряд

Надо полагать, эти дамы берут с поклонников побольше, чем проститутки с Канавной улицы, и берут красиво – драгоценностями, так подумал Лабрюйер и пожелал Лореляй удачи. Пусть ее ловкие пальчики сумеют молниеносно вынуть из ушей зазевавшейся хмельной барышни алмазные сережки! Барышню не жалко – не тяжким трудом сережки добыты.

– На Александровскую, – приказал он Бертулису Апсе. И тот чуть ли не за десять минут его туда доставил.

В лаборатории Лабрюйер обнаружил Хоря, одетого по-мужски, и очень довольного Сеньку. Хорь учил его проявлять и закреплять отпечатки на карточках, и Лабрюйер впервые пожалел товарища по наблюдательному отряду, от души пожалел: ему, видно, сильно недоставало компании сверстников.

– Ну, Мякишев, докладывай, – сказал он.

Сенька выложил перед собой листок с планом, вычерченным рукой, которая не часто бралась за карандаш.

Дом, возле которого караулила жертву Лореляй, действительно предлагал во втором и в третьем этажах меблированные комнаты. По соседству, на Охотничьей, располагалась гостиница, чуть подальше можно было снять скромную комнату и даже угол в подвале. Других мест, где бы мог поселиться приезжий, Сенька не обнаружил.

– Хорь, нужны еще карточки с блондинкой, – сказал Лабрюйер. – Завтра ты, Мякишев, пойдешь искать женщину. Может статься, ты ее не найдешь, но нужно убедиться, что ее в тех краях нет. Спрашивать будешь так: ее возил орман Бертулис Апсе. А фотографическую карточку дал тебе один господин. И, если начнут расспрашивать, дай понять, что все дело в господине, дама от него сбежала, а он ее ищет. Может, жена, может, сожительница, кто их разберет. Понял?

– Да понял…

– Если скажут, что живет там-то и там-то, постарайся увидеть и убедиться, что она.

– Ты действительно полагаешь, что между блондинкой, Ротманом и «черепом» есть какая-то связь? – спросил Хорь.

– Явной вроде бы нет. Но «череп» выследил Ротмана и не постеснялся караулить его с револьвером возле самого жилища. Если «череп» или сам ходил за Ротманом, или кого-то посылал, то он знает, что Ротман побывал в нашем заведении. А он – не тот человек, чтобы заказывать карточки для подарков родне. То есть «черепу» могло стать любопытно, зачем он сюда приходил и не будет ли от нас какого вреда. Блондинка, возможно, и раньше тут мельтешила, просто мы ее не заметили. А вот что бы могло объединять сумасшедшую фрау Крамер, «черепа» и блондинку – этого я даже предположить не могу.

– Вот как ты комбинации составляешь…

– Да они сами составляются.

– Ловко…

– Обычное дело. Очень удобно шахматные фигурки использовать. Вот у нас на доске блондинка, «череп», Ротман и фрау Крамер. А вот еще одна фигурка – некая Матильда, у которой Ротман, возможно, прячется. Хм, Матильда… Тут я попробую расспросить одного человека. Но сейчас – пора ужинать и спать. Завтра с утра много дел.

– Где будет жить Мякишев?

– Я придумал, где будет жить Мякишев. Сегодня еще здесь переночует, а завтра устроим ему новоселье.

Утром Лабрюйер отправился к Шнеерзону.

– Здравствуйте, господин Шнеерзон, – сказал он, войдя в маленькую мастерскую. – Во-первых, я на вас обижен, очень обижен. Отчего вы до сих пор не прислали Гришу с Дорочкой?

Скорняк заулыбался.

– Я всем всегда говорю, что во всей рижской полиции не найти второго такого порядочного человека, как господин Гроссмайстер, – ответил он. – Вы пришли наконец заказывать шапку?

– Нет, господин Шнеерзон, я пришел поговорить об одной девушке. Вернее, она уже давно не девушка, и лет ей, я думаю, куда больше сорока, но вы могли ее знать в молодости.

– Так вы садитесь, садитесь, господин Гроссмайстер! Моя Лея сегодня с утра испекла пирожки с легким. Хотите пирожки с легким? Она кладет в них лук, рубленое яичко, и они получаются нежными, как весенние цветочки. А запивать их надо куриным бульоном.

Отведав пирожок и выпив кружку отличного горячего бульона, Лабрюйер попросил супругу скорняка остаться.

– Я начну, как сказки начинаются. Много лет назад жила красивая еврейская девушка, очень красивая. Я думаю, она была из бедной семьи и хотела лучшей жизни. Поэтому она не вышла замуж за простого портного или сапожника, а убежала с молодым человеком. Что там у нее с ним вышло – не знаю, но в конце концов она оказалась в веселом доме на Канавной улице.

– Ой-вэй! – разом воскликнули старички.

– Да, да, и это еще не худшее, что могло ее ожидать. Там она познакомилась с богатым человеком, он выкупил ее у хозяйки дома и где-то поселил. Больше никто о ней ничего не знает. Может быть, она даже вышла замуж. Или вернулась к родственникам…

– Если она убежала из дома, то для родственников она все равно что мертвая, – серьезно сказал Шнеерзон. – У нас с этим не шутят. По ней, наверно, даже прочитали заупокойную молитву «кадеш». И семь дней сидели на полу, как сидят, когда в доме покойник.

– Бедная мать, бедная мать… – пробормотала супруга скорняка, не на шутку расстроившись. – Какой позор, какой позор на всю семью…

– Не случилось ли такой беды с кем-то из ваших знакомых? – спросил Лабрюйер. – Девушку звали Хава-Матля, в веселом доме ей дали имя Матильда.