Оказалось, дорога неожиданно спускается, и не очень крутой откос был примерно таким, как на Романовской между Александровской и Дерптской; Лабрюйер слыхал от стариков, что холм образовался на месте старого чумного кладбища. Лыжи сами заскользили вниз с неожиданной скоростью, и Лабрюйер, не ожидавший от дороги такого подвоха, сел на зад. Пришлось высвобождать сапоги из креплений, вставать, опять налаживать крепления.
Из-за елок раздался свист. Лабрюйер, воевавший с ремнем и пряжкой, посмотрел в ту сторону, не разгибаясь, и увидел физиономию Хоря.
– Сюда… – Хорь сделал знак рукой, и Лабрюйер, стараясь не потерять левую лыжу, вкатился в лес и затормозил о пень.
– Да осторожнее ты! Слушай, я их нагнал! Она вышла из автомобиля возле виллы – ничего не скажешь, знатная вилла! И минуту спустя к калитке подъехала лыжница – не та, что мы видели, другая. Леопард, или я совсем уж умом повредился, или это была Ангелика Рейтерн! Помнишь, я с ней в Латышском обществе познакомился?
– Сестра Теодора Рейтерна?
– Ну да, она! Оказывается, эта любительница оперного пения зимой живет на вилле в Кайзервальде! Хотел бы я знать, чья это вилла…
– Скорее всего, старого Рейтерна.
– Значит, и он там зимой живет? И каждый день ездит в городскую управу? Вот тоже удовольствие… Ну, отцепляйся от пня – и покатили!
– Куда еще покатили?
– К вилле! Нужно понять, что там происходит.
Хорь ловко, не запутавшись в лыжах, развернулся, ударил палками в снег – и понесся к загадочной вилле, а Лабрюйер неторопливо двинулся следом. Когда он догнал Хоря, тот уже держал у лица «Атом».
– Прямо тебе царские хоромы, – сказал Хорь. – Неплохо живут члены рижской управы…
Серебристо-розовая каменная вилла, стоявшая на пригорке, была трехэтажная, с высокой крутой крышей, на каждом этаже угловые террасы, отделанные настоящими деревянными кружевами, это если смотреть с фасада. А если подкрасться сзади – то имелась башенка в рыцарском стиле, и при ней маленький каменный бастион, аршина в четыре высотой, на котором летом, должно быть, устраивали званые вечера с танцами. Под бастионом, скорее всего, были какие-то хозяйственные помещения.
– Да, такой дом – дорогое удовольствие, – согласился Лабрюйер. – Но ограда какая-то хлипкая. А автомобиль куда подевался?
– Не знаю… Пока я за тобой бегал, он исчез.
– Может, развернулся и к джутовой мануфактуре колеса направил? Или хотя бы к тем воротам, где он подобрал Лемберг?
– Мы туда вернемся… – задумчиво сказал Хорь. – Только исследуем окрестности. Мне не нравится, что эта Лемберг подружилась с Гели Рейтерн.
– Может, все дело в оперных ариях?
– Сомневаюсь. И ты тоже сомневаешься. Ну, пошли, посмотрим, что там на задворках.
На задворках, довольно далеко от виллы, были службы – низкое здание с длинными окнами чуть ли не под самой крышей, в котором Лабрюйер и Хорь опознали конюшню, два сарая. На площадке между сараями двое мужчин пилили уложенное на козлы бревнышко.
Лабрюйер взял бинокли и пригляделся.
– Порванного уха не вижу под шапкой, бородавки на ноздре тоже не вижу, но бороды – те самые, «шкиперские», – доложил он.
– То есть бороды – единственная примета?
– Боюсь, что так. И если это Франк с Герцем – то все более или менее сходится. От этой виллы до яхтклуба рукой подать. Сфотографируй-ка их, Хорь. Покажу Андрею.
– Странно, что они вообще у причалов не показываются.
– Мне тоже странно. Хотя там вроде воровать нечего, но мне рассказывали историю про рижский частокол. Полвека назад у Риги были и бастионы, и равелины, а еще до того, век назад, наверно, в версте от бастионов с равелинами была частокольная полоса укреплений. Так наши добрые рижане ее по ночам растащили на дрова. Как бы здешние рыбаки на причалы не покусились…
– Им же хвороста и всякого бурелома в лесу хватает.
– То бурелом, а то – оструганные доски, в хозяйстве пригодятся. Сделай побольше кадров.
– Далековато эти молодцы…
– Ты же умеешь!
– Ну, постараюсь.
– А потом к джутовой мануфактуре.
– Сперва к тем воротам, откуда вышла Лемберг.
Но ворота оказались заперты, следов синего «Руссо-Балта» Лабрюйер с Хорем не обнаружили, во дворе никого не было, труба над деревянным домом не дымила. Хорь сфотографировал дом дважды.
– Держись, Леопард, – сказал он. – Совсем немного осталось.
Но, когда они прикатили к мануфактуре, Скуи там еще не было.
– Седока, наверно, подхватил, – решил Лабрюйер. – Ну, подождем.
– Давай пока вокруг мануфактуры покатаемся, – предложил неугомонный Хорь. – Тут же люди работают, расспросим о «Руссо-Балте».
– Не удивлюсь, если и тут разместили военные заказы, – сказал Лабрюйер. – Льняные и джутовые мешки в армейском хозяйстве необходимы – тот же овес для лошадей возить.
Но работниц мануфактуры они не нашли – женщины трудились в прядильных и ткацких цехах. Только дети под присмотром трех старух бегали и возились в снегу у самых ворот.
Решив, что старухи в технике не разбираются, Лабрюйер расспросил мальчишек о синем автомобиле. Дети, разумеется, его заметили – и даже сообщили, что он проехал во-он в ту сторону. Если верить карте – к усадьбе Эйхенберг.