Наблюдательный отряд

— Но сами они мне не нужны. Я имею средства, да! Значительные средства! А они — попрошайки.

— Так чего же вы хотите, сударыня?

— Найти их, разумеется.

— Ну, хорошо. Запишите мне их имена.

Фрау Крамер замялась.

— Всё это немного сложнее, чем кажется, господин Гроссмайстер. Найти этих людей — только половина дела. На самом деле мне нужны другие люди, чёрт их побери, да ещё раз побери!

Лабрюйер понял, что по этой даме тоскует палата на Александровских высотах.

Рижский приют умалишённых имел давнюю и любопытную историю. Основоположником его рижане считали государя Александра Первого. Побывав в 1815 году в Риге, он, разумеется, посетил Цитадель — крепость, которую шведы прилепили к северной оконечности Риги — какой она была в семнадцатом веке. Цитадель строилась для нужд шведского гарнизона, потом в ней разместили русский гарнизон, а также работный дом и лазарет. Там царь увидел, в каких условиях содержатся несчастные рижские безумцы, и ужаснулся. Положим, по всей Европе опасных сумасшедших держали взаперти и в цепях, но именно эти потрясли царя настолько, что четыре года спустя он подарил для устройства приличной лечебницы участок на Александровских высотах. Но к названию местности царь отношения не имел — случилось забавное совпадение. Во время Северной войны, в 1710 году, там распорядился поставить укрепления Александр Меншиков. А поскольку скромностью он не страдал, то и велел впредь звать их Александровскими высотами.

Сейчас это богоугодное заведение состояло из нескольких каменных зданий. Кроме безумцев, там находили приют и обычные немощные старики, не имевшие близких, а также приезжали туда студенты-медики — потому что лечебница имела свой склеп и помещение для вскрытия трупов.

— И какие же люди нужны уважаемой госпоже? — осторожно спросил Лабрюйер, уже ожидая услышать имена Александра Македонского и Наполеона Бонапарта.

— Мне нужны... О мой бог, как всё это мерзко! Вы человек солидный, не молодой бездельник, как этот полицейский инспектор.

— Но вы сперва объясните, кто вам нужен. Видите ли, у меня мало времени.

— Да, да, я понимаю. Такой господин, как вы, не может сидеть без дела, он необходим всем. Такой положительный добропорядочный господин, наверняка примерный отец семейства... Должно быть, у вас прелестные малютки?

— Изумительные, — подумав почему-то про Хоря, ответил Лабрюйер и усмехнулся в усы: знал бы Хорь, что его считают малюткой... — Простите, у меня назначена деловая встреча.

Лабрюйер встал.

— Одну минуту, всего одну минуту! Я объясню вам суть! Есть вещи, говорить о которых трудно — всё равно что признаться: да, я плохая мать, я утратила бдительность, я потеряла единственную дочь...

— При чём тут дочь? — искренне удивился Лабрюйер.

— Да ведь она сбежала в Ригу вместе с этим мошенником-итальянцем!

Лабрюйер сел.

— Что за мошенник? — строго спросил он. — Откуда взялся?

— Приехал к нам в Дрезден, рисовал портреты, давал уроки рисования. И высматривал девиц с хорошим приданым!

— Это случается. Но почему же вы прямо не сказали в полицейском управлении, кто вам нужен?

— Ах, мне было стыдно...

— Но как вы догадались, что ваша дочь и итальянец сбежали в Ригу?

— Очень просто — у мужа тут родня. То есть у моего покойного первого мужа. Мы иногда переписывались, поздравляли друг друга с праздниками. Догадаться было легко — Софи украла письма из шкатулки, а в письмах были адреса рижской родни. Вот почему я думаю, что они сбежали в Ригу. Они знали, что в Риге их примут и приютят.

— Хм... Говорите, итальянский живописец?

— Мазила! Настоящий низкопробный мазила! Меня учили рисованию, я в живописи разбираюсь! Ему хватило месяца, чтобы увлечь мою маленькую дурочку!

— Как это случилось?

Дама, то охая, то ругаясь, рассказала: живописец по прозванию Мазарини появился в Дрездене, где и своих мазил хватало, осенью, возможно, в октябре. В ноябре он уже давал уроки Софи и её подругам. В середине декабря он похитил Софи и скрылся.

Была в этой истории одна подозрительная нелепость — фамилия афериста. Госпожа Крамер явно не знала французской истории, а Лабрюйер читал романы Дюма и знал про кардинала Мазарини. Взять себе такое прозвание мог только большой наглец, уверенный, что в благопристойном немецком городе историей семнадцатого века интересуются только учителя в гимназии. Наглец был уверен, что никто не спросит его о фамилии — или же твёрдо знал, что в Дрездене он ненадолго...

— Я попытаюсь найти этого Мазарини, — сказал Лабрюйер. — Что вы успели сделать?

— В полиции мне сказали, что родственников мужа в Риге не обнаружено. Я побывала на кладбищах, в конторах. Таких людей не хоронили.

— Что вы ещё сделали?

— Я каждый вечер хожу в театры, даже в Латышском обществе была, слушала какую-то русскую оперу, совершенно непонятную. Видите ли, Софи обожает театр. Если она в Риге — то обязательно ходит на спектакли. А одна она в театр не пойдёт, значит, они придут вдвоём. Господин Гроссмайстер, что, если нам сегодня вечером отправиться в Немецкий театр? Все расходы я беру на себя!